– Ты видишь? – просипел Митяй, шаря рукой по стене избушки, срывая когтями вековой мох. – Скажи, что ты тоже это видишь?
Трехглавый пес припал к земле, готовясь к прыжку, готовясь всей своей черной тушей, клыками и когтями навалиться на Митяя. Сева со свистом вдохнул холодный болотный воздух и швырнул в зверя котелок. Глупо было надеяться, что котелок причинит хоть какой-нибудь вред чудовищу. Не причинит. Не причинит, но отвлечет, даст Митяю возможность укрыться в доме. Что будет делать он сам, Сева не думал, некогда ему было об этом думать…
Не получилось отвлечь. Длинный, словно чешуей покрытый хвост, стеганул с такой силой, что Сева свалился на землю. А зверь сделал первый неспешный шаг к окаменевшему Митяю. Еще несколько таких шагов – и все, останутся от козлика рожки да ножки. От двух козликов…
– В дом! – Заорал Сева. – Прячься!
Крик его потонул в яростном рыке, и огромный черный зверь сорвался с места. Зверь сорвался, а наперехват ему бросился человек. Откуда взялся, Сева не разглядел. В первый момент он даже не понял, кто встал между чудовищем и Митяем. Бесстрашно встал, безрассудно!
– Стоять, Горыныч! Свои! – сказал человек сиплым, но все равно узнаваемым голосом дяди Гриши. – Стоять, я сказал!
И чудовище замерло, припало к земле всеми тремя своими головами, зарычало недовольно. А дядя Гриша, бросив быстрый взгляд сначала на Митяя, потом на Севу, шагнул к чудовищу, положил ладонь на среднюю голову. Сева считал, что многое повидал на своем веку, но сейчас в ожидании неминуемого трусливо зажмурился.
Неминуемое не случилось, наступившую тишину нарушил успокаивающий голос дяди Гриши:
– Вот ты, значит, где, Горыныч. Набегался за фон Клейстом, да? Набегался и решил другой след взять? Слышь, Митя, это он на тебе упыриный дух почуял, потому и пришел.
Сева открыл глаза. Дядя Гриша стоял аккурат между псом и Митяем, пес скалился, зло порыкивал, зыркал красными глазами, но нападать, кажется, больше не собирался.
– На мне тоже этот дух. – Он говорил словно бы сам с собой, уже не с псом и не с ними. – Но меня трогать ему хозяйка запретила. Я теперь, так сказать, временный хозяин неведомой монстры. Да ты не обижайся, не обижайся, Горыныч! Это я не в обиду тебе, а так… с уважением.
Он говорил, а они слушали. Все слушали, даже монстра. Сева не верил своим глазам, думалось, что он все еще спит и видит вот этот страшный и диковинный сон, а стоит только проснуться, как все исчезнет.