Габи запрокинула лицо к небу и завыла, призывая на помощь ту неведомую силу, присутствие которой чувствовала кожей.
– Помоги мне! – Крик срывался с губ лиловыми облачками тумана и этим же туманом пожирался.
– Помоги мне… – Больше не крик, а тихий шепот. И боль такая сильная, что уже вездесущая. Она сама и есть боль. Боль и сила, грозящая уничтожить все вокруг.
Вслед за криком рванули в стремительно чернеющее небо прелые листья, к их безумному хороводу присоединились листья зеленые, сорванные со старых вязов и осин. Деревья тоже закружились, сплетаясь ветвями в гигантский венок. И первые робкие звезды тут же бросились в пляс вокруг довольно ухмыляющейся луны. В этом хороводе Габи окончательно перестала быть собой, перестала быть человеком. Тьму, упавшую с неба хищной птицей, она приняла с благодарностью. Тьма принесла ей долгожданный покой…
…Тишина была громкой. Тишина была оглушительной. Раньше Габи думала, что это такая фигура речи, но теперь, барахтаясь в темноте и безвременье, она слышала раскаты тишины. Кожей чувствовала, кончиками волос.
Боли не было. И темнота рассеивалась, прорастала рыжими побегами света. Но тишина была неправильной. Тишины вообще не должно было быть! Когда ребенок приходит в этот мир, он заявляет о себе громко и требовательно, а ее девочка молчит! Не маленькое сердце, сосуды и сладкая-сладкая кровь, а ее дочь! Ее плоть и кровь, которая пришла на зов, а сейчас молчит!
Габи вырвалась из хоровода листьев, ветвей и звезд, села, уперлась ладонями в землю, открыла глаза.
Темнота. Но не кромешная, а подсвеченная тусклым светом фонаря. И на границе темноты и света черная согбенная фигура раскачивается из стороны в сторону, напевает колыбельную. Раньше нянюшка пела эту колыбельную Габи, а кому поет сейчас?..
– Покажи мне ее! – Собственный голос слаб и беспомощен, но решимость растет с каждым мгновением. Решимость и тревога. Ее девочка молчит. Как долго она молчит?
– Как долго, нянюшка? – Силы возвращаются быстро. Страх – хороший погонщик, страх знает, как заставить непослушное тело двигаться. – Как долго?!
Вот она уже на коленях, вот ползет к темной фигуре на границе света, ползет, тянет руки, молит показать ей ее девочку.
– Давно, Габриэла. – Нянюшка баюкает завернутое в черный вдовий платок неподвижное тельце, и Габи не слышит биения маленького сердца. Ничего, кроме собственного отчаянного крика…