– Нет, – поспешно ответил я. – Я просто думал, раз уж я взрослый, то можно меня и оставить…
– И ты будешь сам вставать с утра?
– Да!
– Не смеши меня! У тебя каждое утро будильник разрывается прямо над ухом, а ты лежишь и спишь себе спокойно. И просыпаешься только когда я тебя бужу.
– Я не просыпаюсь, потому что знаю, что сейчас придешь ты и начнешь меня толкать, а значит просыпаться сейчас нет смысла.
Она скептически посмотрела на меня. Я выдержал этот взгляд и, чтобы закрепить успех, добавил:
– А если бы ты меня не будила, я бы вставал по будильнику.
– То есть я виновата? – сказала она, вскинув брови.
Она любила так делать. Поднимет брови, распахнет глаза во всю ширь, ткнет пальцем себе в грудь и сделает выражение лица, говорящее: «Как можно нападать на несчастную женщину?».
– Нет, – со смехом сказал я. – Не виновата, просто…
– Просто хочешь выдворить родную мать из дома!
– Если честно, да…
Она поперхнулась и воззрилась на меня. Такого поворота событий она явно не ожидала.
– Слушай, я ответственный и взрослый человек. Я могу сам просыпаться утром, могу сам себе приготовить поесть. Меня спокойно можно оставить на неделю!
Она прыснула. По ее лицу было видно, что обстановку я разрядил удачно.
– Ну, раз уж ты ответственный и взрослый человек, то можно.
Она поднялась с кровати и подошла ко мне.
– Предлагаю спор, – сказала она.
Я насторожился. За таким предложением могло последовать что угодно.
– Хорошо, я уеду, – я изо всех сил попытался не улыбнуться, но вышло плохо. – Лимончика съешь, а то больно радостный. Так вот, я уеду, но если ты в мое отсутствие не получишь ни одной двойки, то я уеду еще и на каникулах.
В тот момент я чуть не подпрыгнул от радости.
Но вышло так, что прямо перед ее приездом, в пятницу, я схлопотал пару по физике. Не подготовился к уроку, да и вообще не подготовил ни одного из уроков, что были в тот день, а она, как назло, вызвала именно меня. Естественно тогда я ей ничего не сказал. Я очень хорошо помнил тот день. Все в классе испытующе смотрели на меня. В тот момент мне показалось, что также в древнем Риме публика смотрела на христиан, которых вот-вот должны были загрызть львы. Тогда в классе были почти все, пустовало лишь одно место. То самое место.
До сих пор перед мысленным взором стоит лицо учительницы, когда она ставила мне два. Она всегда, когда кто-то ей не отвечает или отвечает плохо и она ставит ему пару, делает такое лицо, будто бы ей очень не хочется этого делать, будто бы она и рада не ставить ничего, но обстоятельства заставляют ее, святую, ставить такую оценку.