Было сложно сдвинуться с места. Босые ноги будто приросли к массивному паркету, так что Еве пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы без задержки выполнить этот приказ.
Подойдя к нему, она наполнила трясущимися руками, стоящий на столе бокал для вина, который куда скорее напоминал средневековый кубок.
– Пожалуйс… – попыталась Ева подать ему алкоголь и тут же поперхнулась собственными словами, под накатившей на неё лихорадкой.
Длинные пальцы схватили её за челюсть, и на этот раз она уже не смогла отвернуться.
На этот раз всё внимание Евы было приковано к суровому мужскому лицу.
У Саида Асманова были высокие, точёные скулы и крупный, волевой подбородок. Густая, но аккуратная щетина скрывала небольшую ямочку, выгодно обрамляя крепко сцепленные, пухлые губы.
От мужчины так и вело пустынным жаром и восточным солнцем. Горячим, безжалостным и раскаленным до ядовитого золотого марева.
Словно заколдованная, она скользила испуганным взглядом по его коротким, чёрным волосам и широким бровям, от которых шла задумчивая складка на переносице.
А что до глаз, то здесь у Евы и вовсе подкосились ноги. Эти серые глаза не могли принадлежать простому человеку. Это были глаза настоящего зверя.
Она ловила на своём теле холодный, бесчувственный взгляд волка, в котором не было ничего кроме животной дикости и жажды крови. Чувствовала, как он шарит по ней, не пропуская ни единой клеточки. Как проникает в глубину её тела и сжимает своими огромными, когтистыми лапами истерзанную душу…
И теперь, видя этого мужчину вживую, Ева впервые поняла, почему он единственный, кого действительно боится Аббас.
– Так значит, это тебя мне подарили? – сжал он её челюсть чуть сильнее, подтягивая ещё ближе.
Настолько близко, что Еве пришлось упереться в подлокотник, чтобы не упасть ему на грудь. В нос ударил крепкий мужской запах, смешанный с табаком и кедром, от которого внутри всё стянулось в странный тугой ком.
– Д-да… – с таким немыслимым трудом произнесла Ева, что последний звук превратился в немое шипение.
Саид
Казалось, в его теле не осталось ни одного отверстия, куда бы ни попал песок.
И именно за это Асман терпеть не мог пустыни, хоть и чувствовал себя там как рыба в воде. Его никогда не пугало отсутствие воды, огненное солнце и адская засуха.
А вот песчаные бури и самум совершенно не переваривал.