– Очень похоже на сильную ионизацию воздуха. Свечение под потолком. Мы тут сами ничего не понимаем. Начинаем работать. – Влад повернулся к Василию, – Занимайся стержнями, а я проверю платы управления.
Влад направился к ближайшей стене, недоверчиво косясь под потолок и ища по маркировкам нужный щит с ячейками управления. Нашелся он минут через пять. После процедуры введения личного кода, панель плавно ушла в бок, открыв проход в тесное помещение. Напротив входа располагались двенадцать ячеек, над двумя из которых горели рубиновые, аварийные огни. Так и есть подумал Влад, второй и седьмой контур. Надев специальные перчатки, максимально осторожно извлек поврежденные платы. На лбу выступил пот. Платы оказались неожиданно тяжелые, выполненные преимущественно из драгоценных и редкоземельных металлов. Убрав их в аварийные гнезда, поочередно извлек и вставил новые. От напряжения руки заметно задрожали. Рубиновые индикаторы сменились на зеленые.
– Второй и седьмой контуры введены в работу, раздался голос Лизы.
Выйдя в зал, Влад с облегчением вздохнул. Вдалеке, у седьмого контура копошился Вася, но что-то изменилось. Подняв взгляд выше он заметил, что сияние не пропало, оно усилилось и более того сконцентрировалось над злополучным седьмым контуром, закручиваясь в воронку.
Окрикнуть и предупредить он уже не успел. Его оглушил раскатистый гром, прозвучавший подобно молнии над ухом, а вместе с ним ярчайшая вспышка, залившая все вокруг ослепительно белым светом. Воздух вдруг стал плотным, наэлектролизованным и тысячи игл разом вонзились в тело. Почувствовав, как потоки электричества вливаются в рот и нос, разливаясь огненным пламенем по венам. Он закричал, но крика не услышал. Он уже не стоял, а висел в ослепительном сиянии, залившим казалось весь мир, с распростертыми руками. И пронзенный нестерпимой болью, минуту или две, а может вечность. Время перестало существовать. Где нет времени нет боли. Воцарилась тишина.
Где то далеко, из ослепительной белизны, появилось темное пятно, кто-то шел или плыл к нему. Он это просто знал. Все ближе и ближе, пока размытые очертания не материзовались в Василия, взгляд его был грустный и какой-то обиженный. Он, так же как и Влад висел в ослепительной белизне. Ослепительно белой и густой, как сметана, пропитанной электричеством, бездне.