Обручиться со звуками музыки, низвергающими в обитель грез, посыпанную потенциальным возвращением, которое так и не дает быть поглощенным.
Ползучее раздражение с вытянутым собачим языком в пустыне раздевает до усталости.
И не смочь прикрепить совокупность основных требований к бытию в разодранных системах на кого-то совершенно отдаленного от этих мироощущений.
Дух, сознание, воля – все склоняются в повседневном кивке этому. Нет никакой метафизики чувств.
Где же текст со всем святым воинством, сидячий у меня на плече?
Надежда дает мужество и делает меня хрупким Гераклом. Атрофия чувств.
Галлюцинирую на крыше в полночь или на заре у меня, но не получается.
С расширенными зрачками созерцаю дым от сигареты, слепленный с колыхающимися деревьями – вижу эту невнятность через новизну, красоту.
ОТВЕРЖЕННАЯ 95%.
И тогда он пришел под тромбоны, как мессия, в целлофановом пакете – так пикантно – стал он много читать стихов и вошел во вкус и имидж его пролился сквозь поэзию, а без поэтики не представлял он свою жизнь. И написал он много стихотворений и не отличался скупостью в создании антуража на бумаге – все было сжато, но сочно, во всем совокуплении. Во всем совокуплении всех слов он находил не только красоту, но лейтмотив жизни с восклицанием. И обнял он закостенелую поэзию и заставил корчиться от броскости и новой блузы. И сокрушенная девственница – поэзия была в припадках, в гневных припадках – уже не слонялась среди древних и небритых. Он заглядывал в окна частных домов. А также находил только заброшенные в воздух структуры и облизывал их координацией и грацией – они становились такими размашистыми, как его почерк, что не помещались в один том – так бурлила его голова. Он баловался словами так, да сяк. Он ни на что не претендовал, но как хлестко он писал, что выходило как ангелы по лестнице, ни разу не спотыкаясь.
И он тянулся от своих слабостей и стал сердцеедом, потому что так решил и завоевал сердце трех красоток, так что они были опечатаны им сверху донизу. И посвятил им троим поэмы и наконец-то напечатался – его опубликовали из-за их алых губ и хрупких ручонок, в нем проснулась новая муза.
И вот однажды он написал роман-автобиографию, так как с ним произошло нечто удивительное.
Его сбила машина и видел он коричнево-оранжевого фавна.