Да нет, и завтра, и сегодня. И послезавтра…
Она смотрит на часы, и в этот момент тишину дома разрывает резкий телефонный звонок.
Она вздрагивает и хватает трубку – господи, только бы никто не проснулся!
– Елена Сергеевна? – голос казенный и сухой.
Становится не по себе. Слава богу, все дома и спят – мелькает у нее в голове.
Нет, не все дома. И не все спят. Машка в роддоме. Сильный толчок в сердце.
– Да, – хрипло отвечает она.
– Луконина? – голосу требуется подтверждение.
– Да, – еще раз повторяет она.
В трубке глубокий вздох – уже совсем человеческий.
– Примите соболезнования. Мария Луконина скончалась. – Голос совсем сник.
Она садится на стул и боится выронить трубку – так дрожит рука.
– Ой! – вдруг радуется голос. – А ребенок-то жив! Жив ребеночек! Девочка! Але! Вы меня слышите? Елена Сергеевна?
– Слышу, – отвечает она и кладет трубку на стол.
Частые гудки звучат так громко, так невыносимо громко – словно похоронный набат. На всю квартиру.
Первое, что приходит в голову, – Гаяне.
И еще – что же теперь со всеми нами будет? Жизнь, наверно, уже кончилась. Ведь после такого не живут!
Она в этом почти уверена.
Потом поймет – живут! Живут и после такого – и никуда не деться.
Потому что надо жить. Потому что выбора нет. По крайней мере – у нее.
* * *
Дверь распахнулась, и она вздрогнула. На пороге стояла сонная Ольга – байковая пижама с утятами, вязаные носки. Мерзлячка.
Ольга терла глаза и смотрела на мать.
– Маша умерла, – сказала Елена и не узнала свой голос.
Ольга опустилась на стул.
– Что ты такое говоришь? – хриплым шепотом спросила она.
Мать кивнула.
– Звонили из роддома. Полчаса назад. Ребенок жив. Девочка.
– Какой ребенок, мам? Зачем этот ребенок?
– Как зачем? – удивилась Елена. – Он родился. Для того чтобы жить, наверно.
– Жить? – переспросила Ольга. – А зачем ему жить, если умерла Маша? Как он может после этого жить?
– Дурочка ты, – ответила мать. – Он у нас разрешения не спрашивает. И он, вернее, она, и Тот, Кто сверху, – она подняла глаза к потолку. – А вот как нам теперь жить… Этого я не понимаю. А еще есть Гаяне. И отец. И – Юра. Что со всем этим делать, Леля? – Она беспомощно поглядела на дочь и заплакала.
Ольга сидела, глядя в одну точку. Она ничего не понимала. Как такое могло случиться? Обрушиться на их семью? Прийти и в их счастливый и мирный дом? Перевернуть и разрушить всю их жизнь? Что будет с отцом, господи? У него же сердце и язва! Что будет с Юрой, таким молодым и таким влюбленным?