Впрочем, на случай такой необходимости, кажется, есть Георгий. Он – единственный человек, который любит меня без малейшей потребности во взаимности, именно поэтому он не пытается смотреть на меня по-мужски, приспособить меня к какой-нибудь там супружеской жизни. Его любовь – абсолютна и бескорыстна.
Бедняжка Соня, она поймет это слишком поздно и никогда не смирится, поэтому ей явно предстоит пережить всю гамму эмоций, которая прилагается к такой ситуации, – надежду, подозрение, разочарование, обиду. Ничего, пусть – так ей будет легче понять и принять мои чувства и мою боль.
Я почему-то не верю, что это у меня когда-нибудь пройдет – моя буйная помешанность на Мите. Не представляю себе того времени, когда он станет мне безразличен. Так и вижу – кто-то мне рассказывает о нем, а я морщусь и прерываю собеседника: «Нет, не хочу ничего о нем знать, ну его…» Нет, нет, не вижу, это не я. Это, бесспорно, болезнь, и я не перестаю думать о том, что многие болезни переходят в хроническую форму и неизлечимы. А некоторые просто убивают».
Георгий ждал Соню в холле, но, как ни старался, упустил.
Уже после полуночи, выяснив на ресепшен, в каком номере проживает Дмитрий Мальцев, он, проклиная себя за то, что ввязался в чужие игры, постучался в дверь.
Как он и ожидал, ему открыла Соня. У окна стоял Митя, завернутый в одеяло, и курил в щелку.
– Кто там?? – проорал он, близоруко прищуриваясь.
– Я на минуту! – Она вышла, поплотнее запахивая розовый халат.
– Отойдем. – Георгий взял ее за локоть.
– Я не могу, я не одета.
– Да я вижу, ты не смущайся, на два метра отойдем. Ваши ведь в другой гостинице живут.
– Так положено, иначе режиссеру просто продохнуть не дадут, ты же сам видишь, что тут происходит.
– Да, я вижу. Я вижу даже больше, чем ты думаешь. Послушай меня, девочка, – тебе надо немедленно возвращаться в Москву. Одевайся, я отвезу тебя.
– То есть… как?
– Обыкновенно, на машине, другого способа сейчас нет.
Соня выждала паузу, пытаясь понять.
– Ты разговаривал с Катей? Видел ее? – Георгий молча кивнул.
– Она не остановится, да? Но как же я могу здесь все бросить, как же я Митю оставлю одного? А остальные как? Они же не снимут без нас, мы ничего не успели толком сделать!
– Так забирай своего гения, только никому не звоните, пока не уедем, не предупреждайте.