Петрозаводск в начале 70-х годов с его почерневшими деревянными двухэтажными бараками и деревянными же тротуарами воспринимался, после Ленинграда, глухим провинциальным захолустьем. Его можно было пройти вдоль и поперёк по двум главным улицам за два-три часа. Но в нём находились университет с медицинским факультетом, пединститут и консерватория, где работал Кольцов. Было два театра: один «финский», а другой русский «музыкально-драматический», оба располагались на площади имени С. М. Кирова, на которой возвышался его памятник, сменивший старый памятник Петру Первому (Растрелли-отца), передвинутый к пристани. Это был формальный центр города. На праздники здесь проходили демонстрации, а под Новый год поставили большую украшенную елку. Вообще же здесь было все, что нужно для жизни обывателя-интеллигента: рынок, библиотека, ресторан, гостиница и даже тюрьма, расположенная прямо напротив университета на проспекте Ленина. Сейчас она была скрыта за новым пятиэтажным жилым домом, но, в старые времена, вероятно, неслучайно эти два старейшие просветительные учреждения города были поставлены рядом: «учись, но помни…»
Летом городок, утопавший в зелени на берегу большого Онежского озера, был уютен и симпатичен. Его окружали девственные леса, богатые ягодой и грибами, а также озёрами с неисчерпаемыми запасами рыбы. Это вносило приятное разнообразие в сонную жизнь горожан.
Осень наступила внезапно, и город погрузился в грязь. Дожди шли почти беспрерывно, земля не успевала высыхать. Город был построен на болотах (что за Петровская страсть строить города на болотах?!). По нецентральным улицам можно было продвигаться только в резиновых сапогах, да и не всегда безопасно. Консерватория находилась недалеко от дома Кольцова, но добирался он до нее с большим трудом. Но ещё более опасными были первые легкие морозы и первый снег. Утренний гололёд днем сменялся непроходимой «кашей» грязи и снега. К счастью, такая «золотая осень» длилась недолго, около месяца.
С наступлением зимы, а снег выпадал уже в октябре, жизнь в городе замирала. Световой день убывал катастрофически быстро, к Новому году он сократился до пяти-шести часов. И жизнь фактически проходила под электрической лампочкой. Сейчас, в конце января, город лежал, засыпанный снегом, который убирали только по проезжим улицам. Горожане ходили по тропинкам, протоптанным в глубоких сугробах. Морозы в этой предполярной полосе были несильными, где-то до двадцати градусов. Поэтому снежная зима переносилась сравнительно легко. В яркие солнечные дни, даже приятно было пробежать на лыжах по лесу, который начинался сразу за последними домами. Массовой эпидемией всего мужского населения города была подледная рыбалка. Все замерзшее Онежское озеро до горизонта была круглосуточно усижено черными неподвижными фигурками. Те, у кого были машины, выезжали на отдаленные озера. Это был особый ритуал, можно сказать, смысл жизни. Тот не мужчина, кто не имеет свой «коловорот»…