ОЛОВО - страница 5

Шрифт
Интервал
не сердцу, а уму.
А он уже предвидел тлен
того, что в нас цвело,
что было – нежности нежней,
но сердца – не спасло…

Тогда начиналась весна…

…Тогда начиналась весна…
Дул ветер, шёл дождь голубой,
Серели сырые снегА,
А я – повстречалась с тобой…
Мой страшный, мой прОклятый мир,
Казалось, уйдёт навсегда —
Как бред, как наркозный эфир,
как вся эта хлябь и вода…
Надежда и свежесть —
цвели
Надежда и радость —
во мне,
Надежда и счастье
любви,
Надежда и нежность —
К тебе…
И дымом осиновых дров
Пропахла моя голова;
И не было искренней слов,
Когда обнимал ты меня,
Встречая у ветхой дверИ…
Теперь вот, вечерней порой,
Любимый наш мост так грустит
Без нас над рекою Сестрой…
Как странно: ни ссор, ни измен…
Какой неизбитый мотив!
Расстались мы, не повзрослев,
И нежности не утолив…
Расстались – в глубокой ночи,
Прощались – в глубокой тоске —
Там, в середине весны,
И, кажется, не в дожде…

История четвёртая

А.

Там, где сердце

Без тебя и весна – не нужна :
Сквозь сирень я иду, как в бреду…
И весёлых цветов желтизна —
Как насмешка над тем, что живу…
Мне понятны все эти слова,
И я знаю, что это – не ложь,
Только ты, мой детёныш, устал —
И меня никогда не поймёшь…
Всё пройдёт. От меня вдалеке
Ты уснёшь где-нибудь, с кем-нибудь.
Ту, с которой легко и светло,
Не целуй только в левую грудь…
Там, где сердце

О беде, о судьбе, о любви…

Сердце ноет, и горло саднит…
Хлещет ветер в лицо, завывая —
О беде, о судьбе, о любви! —
Но я плохо его понимаю…
Книги, песни, цветы и мечты —
Отмечталось, отпелось, отснилось…
Мне повсюду мерещился ты,
Но и это почти позабылось…
Не забылась лишь горечь потерь —
Ни вином, ни слезами не смыло…
Я не верила в смерть, но теперь
Я зародыш её ощутила;
И быть может, в далёкой стране,
Где не будет ни боли, ни тела —
Боже мой! – возмечтается мне,
чтоб, как прежде – пекло и болело.
ночь с 30 на 31 марта 1989

Баллада о корове

В костре сожгу и злобу, и унынье;
отчаянье, и горе всех миров!
…Но даже звёзды с неба смотрят ныне
   глазами век не доенных коров…
Покорность, и печаль, и всепрощенье
присущи этим горестным глазам:
  «Я всё прощу – и боль, и преступленье;
   Я всё перетерплю и всё отдам:
и молоко – из клевера цветочков,
и шкуру в бело-палевых блинах,
   и даже драгоценного сыночка,
   как некогда писал великий граф —
чтоб были вы и сыты, и здоровы,
чтоб называли Зоренькой, любя…
  Я божья тварь. Я – глупая корова.
Следующая страница