Он до сих пор отчётливо помнил мгновенно впившиеся в него пронзительные карие очи жреца, больше похожие не на глаза живого существа, а на два бездонных колодца.
Они полностью парализовали его разум, а тело сделали недвижным и беспомощным. В их глубине – на самом донышке – плескались сполохи яростного белого огня, который, казалось, способен был без остатка выжечь всю его душу. Но отчего-то этого не делал.
Воспоминание о том взгляде до сих пор заставляло могучего князя ёжиться, словно от лютого мороза. Суровый пепельноволосый старик заглянул тогда буквально во все закоулки его памяти, не упустив ни одного воспоминания. Даже самого стыдного. Однако не обнаружив ничего, что могло бы помешать делу, волхв смягчился и благословил своего новоявленного ученика на великое бремя. Которое тот нёс и сейчас.
После той встречи у него и появился крылатый спутник. И князь подспудно чувствовал: если знакомая аспидно-чёрная точка на привычном месте – в зените над его головой – он на верном пути.
Но сейчас небесный вестник мало его интересовал. Всё внимание смарагдовых глаз было обращено на ползущее чудище и реку, по льду которой оно распласталось. Князь отсюда различал каждую из чешуек на спине рептилии. Все они жили своей жизнью, не переставая при этом быть единым организмом. На голове змея, давно уползшей за поворот, чешуи лепились редко, при этом далеко отстояли друг от друга. На теле они держались плотнее, но делились на два больших потока – один был заметно толще, и занимал добрую половину русла, другой – поуже, и «скромно» двигался с краю. В хвосте пресмыкающегося, уже огибавшем холм на котором стоял князь, собрались самые крупные чешуйки.
Разглядев всё, что ему было нужно, князь дал волю жеребцу. Тот с готовностью устремился вниз. Причём для спуска умный зверь выбрал самый пологий, и, соответственно, самый длинный путь, уводящий в сторону от змея. Но князь, сжав могучими стёгнами мышастые бока, направил коня по обрывистому склону – прямо в сторону чудища. Тот обиженно всхрапнул, но не посмел противиться. Подкованные копыта без труда взломали тонкую ледяную корку, покрывавшую залежи палой листвы, и принялись месить кашу, в которую те успели превратиться.
Несколько раз всаднику пришлось продирался через заросли дикой вишни-черёхи, обильно усеивавшей всю речную террасу. Упругие ветви цепляли полы плаща и волосы князя. Одна даже хлестнула по лицу. Он поймал её рукой, сорвал несколько подмёрзших ягод и закинул их в рот.