Три кита в «Трех пескарях»
Ноябрьским вечером 1720-го года, в таверне «Drei Elritzen», что в центре Гамбурга, за высоким дубовым столом сидели Гендель с Телеманом и ждали Баха. Положив ногу на ногу и откинувшись на спинки стульев, они переговаривались между собой, в то время как проворный слуга расставлял перед ними блюда с индейкой под красным соусом, тушеной капустой и отварной фасолью, приправленной сочным луком, душистой петрушкой и уксусом. Однако надо признать, что их оживленная беседа никак не сочеталась с нудным затянувшимся дождем, по причине которого старый город за узкими мозаичными окнами казался осунувшимся и постаревшим. На обветшалых стенах домов еще резче обозначились паукообразные морщины, а купола соборов потеряли свой блеск и гладкость, покрывшись пятнами зеленоватой плесени.
– Я понимаю, дорогой Георг Филипп, что тебе не терпится поделиться со мною рассказами о своих веселых похождениях, но все-таки постарайся сегодня как можно меньше говорить о женщинах, – вежливо попросил Гендель Телемана. – Дело в том, что несколько месяцев тому назад почтенный Бах остался вдовцом.
– Ты напрасно напоминаешь мне о том, как следует вести себя в подобных ситуациях, Георг Фридрих! Насколько тебе известно, я сам пережил такое же горе, потеряв первую жену, которую безумно любил! Новость о смерти Марии Барбары застигла меня еще в Эйзенахе. Бедный Бах! Мне довелось быть лично знакомым с ней и даже удостоиться чести крестить их сына – Карла Филиппа Эммануэля.
– Извини меня, я напомнил об этом только для того, чтобы избежать неудобной ситуации, – признался Гендель и распечатал новую бутылку вина.
Распевающий веселые куплеты певец время от времени отрывал взгляд от грифа мандолины, чтобы проводить глазами парочки, удалявшиеся в смежные с центральным залом комнаты, чтобы там, при затушенных свечах в высоких канделябрах, отдаться подогретыми вином и вкусной едой ласкам. Когда он прекращал свое пение, оба композитора с облегчением вздыхали, торопясь насладиться минутами тишины, во время которой не звучала раздражающая уши фальшь и нестройность. Друзьям так редко доводилось быть вместе, что даже бездарная игра уличного музыканта не могла повлиять на их прекрасное расположение духа. Телеман, поглаживая себя по толстым ляжкам, обтянутым светлыми панталонами, искоса рассматривал башмаки с позолоченными пряжками на ногах у Генделя, представляя, с каким трудом тому удавалось втиснуть в них свои шишковатые ступни. Гендель же, улыбаясь и раскрасневшись от нескольких лишних стаканчиков вина, рассказывал, как однажды в Венеции, после шумного успеха своей оперы «Агриппина», он сидел в харчевне, и какой-то человек в маске с бубенчиками обмочил ему новые чулки.