В комнате царил полумрак, горела красная лампа. Он печатал фотографии, хотел успеть до её отъезда. И что-то говорил, «важное», наверное, но её это совсем не касалось. А он был увлечён, но потом заметил и сказал грустно, однако, старательно пряча свою грусть: «Опять ты из каких-то глубин. Ну, и как впечатление?» – «Никак». – «Не хочешь поделиться?» – «Нечем. Я – как сосуд без дна: всё, что падает, тут же исчезает, только по стенкам течёт, да и то – не внутри, а снаружи». Ей хотелось поскорее закончить, всё: и разговор, и печатанье, и саму эту встречу. Просто хотелось спать. И как-то не очень верилось, что ему это может быть интересно. Он просто исполнял однажды принятую на себя роль и… пытал, тянул из неё последнее.
«Ты почему-то любишь всё разделять на внутреннее и наружное. Ты придаёшь этому какое-то особое значение?» – «Конечно, в связи с собой» – «То есть? Ты, по-моему, и внутри, как снаружи, и, если б сделать наоборот, ты б ничуть не проиграла» – «Ошибаешься, миленький. Что ты знаешь? Внутри у меня всё изрезано, искорёжено, всё в шрамах! Если б случилось так, как ты говоришь, люди бы шарахались от меня, как от прокажённой, и это было бы справедливо».
И это был последний разговор! О чём говорили! Неправда! Она хотела его спасти! Или себя – от ещё одного шрамика? от царапинки?
Он успел крикнуть только имя и: «Я здесь!»
«Лиза, я здесь!» А потом… всё! дышать-то хотя бы можно? Пошли вы все вон. Надоели, вот что…
Какой тяжёлый, тёмный бред, как эти выси мутно лунны. Касаться скрипки столько лет – и не узнать при свете струны. Кому ж нас надо?…
– Что это вы шепчете?
– Доктор? Как вы подкрадываетесь! Я… молюсь.
– Вы? Это интересно. И о чём?
– Всё, что должно быть, да сбудется – и поскорее! Надоело ждать! – произнесла она замогильным голосом, а в конце рассмеялась.
– Та-ак, – Владимир Николаевич снял очки, повертел их в руках, исподлобья рассматривая её. – Что-то ты стала много улыбаться.
– Так уговор же!
– Какой уговор? Не припоминаю.
Лиза обнаглела окончательно и, как мальчику, лукаво погрозила ему своим костлявым пальцем.
– Ай-я-яй, доктор, нехорошо!
– Ты когда-нибудь будешь называть меня по имени-отчеству?
– А вы когда-нибудь отпустите меня погулять? и переведёте в общую палату!
– Ага, вот как раз по поводу палаты. Тебя ожидает один сюрприз. Спасибо, что напомнила.