То, что он увидел, повергло его в отчаяние. Стена простиралась в обе стороны на много километров, забирая в себя жилые дома, производственные постройки, лесополосу, посёлок Механизаторов, примыкающий к ней, закругляясь за трикотажной фабрикой, а с другой стороны – за комбинатом «Октябрь», и получалось, что она охватывала не только весь город, но и прилегающий к нему жилой частный сектор. Со всех сторон стена идеально правильно, словно по чьему-то гениальному проекту закруглялась в купол, накрывая город гигантским колпаком, и была похожа на шлем витязя, увеличенного в тысячи раз. Только сейчас, глядя в самую верхнюю точку, где преломлялись, и порождая мириады оттенков, скользили струи мягкого, словно разжиженного солнечного света, – солнце клонилось к закату, – растекаясь волнами по всей поверхности, он понял всю серьёзность своего положения, и его охватило чувство безнадежности, отчаяния и тоски, а неожиданно всплывший в памяти образ погибшей девушки пробуждал невесёлые предчувствия.
Надвигались сумерки.
За всеми событиями, политыми разнокалиберным алкоголем, он и не заметил, как прошёл день. Выпив бутылку жигулёвского на деревянной скамейке, после того, как он покинул парк, в скверике, напротив водонапорной башни, и тоскливо посматривая на пустую автобусную остановку, к которой, он уже точно знал, не подойдёт ни один автобус, просиди он тут хоть сто лет, он поплёлся домой, по непривычно пустой и безлюдной в это время суток, улице, когда в парк стягивались на дискотеку стайки молодежи.
Придя в свою однокомнатную квартирку, показавшуюся ему неуютной и чужой, после того, как опустел город, он, даже не почистив зубы перед сном, не приняв душ, и не попив чаю с бутербродом, прямо в новой рубашке и брюках, сковырнув носком туфли, завалился спать поверх одеяла, накрывшись пледом – так его измотал этот день, хотя не сказать, что он был сильно пьян, несмотря на изрядно выпитое количество алкоголя с самого утра, – и сразу заснул тяжёлым, беспокойным, вздрагивающим сном.