Полночь, 27 апреля 2016 года. Пора перевести дух, снова ком в горле, слёзы не видят буквы. Сын мой спит, значит, не увидит моего состояния. И Слава Богу! Иначе тоже расстроится.
Продолжу двумя эпизодами из жизни папы – политзаключённого. В тюрьме постоянно меняли кучеров из заключенных, которые должны были привозить хлеб в лагерь. Не довозили, приворовывали, понятно, что от голода. Кто-то из начальства решил доверить это дело папе. Так до конца своего там пребывания инженер, лауреат Ленинской премии, Почётный горняк и выдающийся специалист горного дела в Советском Союзе Виктор Александрович Максимов стал кучером, грузчиком, извозчиком. Честность его поражала видавших всякое лагерных начальников. Привозил до последней крошки. Второй момент, более трагичный. Однажды в 3-х этажный барак, где помещались политические заключенные, напали убийцы, воры разных мастей из других бараков. Они были вооружены ножами, пиками, ломами. Среди политзаключённых были специалисты военного дела, арестованные либо перед самым началом Великой Отечественной войны, либо во время, либо после войны. Папа говорил, что это были люди образованные, выдающиеся, любящие родину. Бывшие военные взяли оборону барака в свои руки. Они расставили всех по определённым местам. Оружия у политзаключённых не было. Папу поставили у окна на 3-м этаже барака. Борьба шла тяжёлая, неравная. Папа увидел, как добивают политических на ступенях 3-го этажа и решился на отчаянный шаг: открыл окно и крикнул в толпу орущих: «Ну, что мы вам сделали, сволочи?»
И вдруг!!! Голос из толпы: «Максимов, это ты, что ли?» Папа в ответ: «Да, я Максимов, а ты кто, сволочь?» И эта самая «сволочь» заорал: «Стой, братва! Если такие, как Максимов, здесь, значит, что-то здесь не так!» Бойня так же внезапно закончилась, как и началась. Папа спросил: «Ты кто? Как меня знаешь?» И тот назвал себя: «Я Лёнька Ледяев, жил в Караганде, когда ты был главным инженером на шахтах. Отец мой погиб в первые дни войны. Нас с матерью оставалось шестеро. Я был старший. Младшие собирались около вашего дома, а ваша Томка выносила им хлеб и молоко. С вашего огорода Томка рвала паслён и отдавала маленьким. Они приходили и спали долго, были очень слабые. А когда вашу семью порушили, мы так оголодали, что я пошел грабить продуктовые магазины и машины, которые привозили колхозному начальству колхозные краденые овощи. Так семья продержалась какое-то время. Мать болела и умерла. Меня застукали на магазине, посадили. Вот я теперь здесь. Так что передай своей Томке спасибо, спасала нас от голода почти 4 года. А здесь такие же, как и я». И уцелевшие политзаключённые и сотоварищи Лёньки по несчастной жизни слушали эту исповедь, затаив дыхание. Лёнька сказал: «Братцы, пошли на тех, кто нас натравил на политических!» Толпа возбуждённо загудела. Папа попытался отговорить, но безуспешно: «Лёнька, вас же перестреляют! Остановитесь!» Лёнька крикнул в ответ: «Прощай, Максимов! Мы знаем, на что идём. Сначала мы их – гадов, а там что будет!» Они ринулись к казармам, перебили всех конвоиров до последнего. Кто-то успел вызвать подмогу, и всех бунтовщиков расстреляли. И Лёньку тоже. Папа потом удивлялся, что я ни ему, ни маме никогда не рассказывала о том, что подкармливала чужих голодных, несчастных деток, отрывая от своего скромного куска. Но гордился и часто маме говорил: «Если бы не наша дочь, меня бы не было уже давно»…