Жених, глаза которого горели жадным ожиданием, крутился рядом с девушкой, время от времени обращаясь к ней:
– Скоро, скоро уже мы окажемся за своей занавеской, и я получу своё. Ты сладкая как мёд, и, надеюсь, мягкая как хорошо выделанная овечья шкура, и ещё горячая. Я горячих девок страсть как люблю, ты уж постарайся.
Замяна опускала глаза и краснела, а он смеялся.
И вот, наконец, показался чужой берег. Здесь всё было не так, как в родном племени. По-другому срубленные дома, погребальные курганы не круглые, как у дреговичей, а длинные. Кажется, даже воздух другой. И лес кажется не таким, как дома, он подступает к селению с двух сторон.
На берегу их уже встречали. Невеста явно понравилась новым родичам. Её приветствовали громкими криками, и Избор прямо раздулся от гордости – да, его жена красавица, и её красота теперь принадлежит только ему одному. У двери избы, самой большой в поселении, как и положено старейшине, молодых встречали домочадцы. И тут взгляд Замяны наткнулся на чёрные глаза, в которых горела ненависть, лютая, неизбывная. Девушка почувствовала, что её опасения были не напрасны, и жизнь в доме мужа лёгкой для неё не будет. Она и сама поняла, что это свекровь её, мужнина мать. Но оказалось, что Рытва ещё страшней и опасней, чем увиделось с первого взгляда.
После всех приветствий и застолий молодые, оказались, наконец, за своей занавеской. Слегка опьяневший от выпитого мёда Избор торопил жену – скорее, мол, снимай всё и дай добраться до белого тела. А добравшись, принялся давить и мять его, ничуть не задумываясь о том, нравится ли это лежащей под ним женщине. Немного удовлетворив себя, он вдруг понял, что она не проявляет горячей страсти, которой он ожидал.
– Ты почему это лежишь бревном и не разжигаешь мою страсть? – не стесняясь домочадцев, недовольно спросил Избор. – Я не такого ждал от тебя.
Замяна молчала. Она действительно чувствовала, что может гореть страстью как костёр на ветру, но не здесь, не в этом чужом и враждебном ей доме. И тут из-за соседней занавески раздался злобный старухин голос: