Волынский крепко пожал руку своему благодарному слушателю. Другой критик, однако, не был столь же снисходителен.
– Положим, орудий тогда еще не было, и они появляются лишь при осаде Москвы Токтамышем, двумя годами позднее, – насмешливо возразил другой гость и смолк, как бы недовольный своею горячностью.
– Что же вы, Василий Никитич? Сказали «аз», говорите и «буки», – подбодрил его хозяин. – Вы не меня уязвите, но ученого иезувита, составившего сию записку. Говорите прямо, где он наврал?
Василий Никитич Татищев, который только начинал работу над своей знаменитой историей, но уже читал ее фрагменты на собраниях у Волынского, был известен в обществе не как историк, а как начальник оренбургского края, вызванный в столицу для следствия о каких-то злоупотреблениях. Однако этот важный чиновник владел историческим материалом не хуже, чем любой профессор, и без труда разобрал все те несуразности, которые заметил бы и нынешний специалист.
Он заметил, что Дмитрия Волынца, также именуемого Боброком, отчество было Михайлович, а не Иванович, что видно и из родословной Волынских.
– Знаю, – легко согласился Волынский на этот первый выпад. – Должно быть, иезувит здесь смешивает его с Димитрием Московским.
– Возможно, – отвечал Татищев и продолжал, закусывая свои научные удила. – Но как объяснить появление какого-то князя Андрея Московского, родного брата донского героя? Согласно летописям, у Дмитрия Ивановича был двоюродный брат именем Владимир Андреевич, прозванный Храбрым, и он, действительно, сражался в той битве, но ушел с Куликова поля живой и здоровый.
– Был еще литовский князь, сын Ольгерда того же имени, – вступился за патрона Еропкин, не совсем кстати.
Татищев поморщился.
– Мне сумнительно, что Дмитрий Донской был на то время толико дряхлым, чтобы не быть детородным. Напротив, он был моложе нас с вами. Мне также не известно об его повторном браке и рождении какого-то князя Красного. Какой-такой Красной? Красным как раз называли отца, а не сына Димитрия.
– Красной сиречь красивый, а имя могло быть какое угодно, хоть Василий, – снова вступился Еропкин.
Остальные вообще не участвовали в дискуссии, не понимая даже, о чем речь.
– Ну, пущай Красной, – устало махнул рукой великий историограф. – По крайней мере, сей труд отвечает на вопрос об исчезновении у Волынских княжеского титула.