– Ранее все доклады и пропозиции кабинета подавались государыне сообща, от имени всех министров, теперь же Артемий Петрович делает это самолично, как если бы он был первым лицом в правительстве, – рассказывал Иван Родионов с таким азартом, словно речь шла об увлекательной любовной интриге. – Более того, он дерзает нападать на проекты своего протектора Бирона, сулящие тому значительную выгоду, и делает это не без успеха. Что же касается Остермана, то он вообще перестал выныривать на поверхность, сидит себе в тине и оттуда лишь подает свои письменные протестации на все, что бы ни предлагал его прыткий сотрудник.
Артемий Петрович кипятится, а Андрей Иванович (то есть, Остерман) исподтишка спускает пар, так что министерская машина только пыхтит, но не работает. Доходит до того, что они являются в присутствие в разное время, чтобы не видеть друг друга. Когда же встречи невозможно избежать, и они должны принять какое-то общее решение, то усаживаются за стол друг против друга и передают через секретаря друг другу письменные вопросы, письменно же на них отвечая.
– Это не политика, а камедь! – удивился наивный Родионов-младший.
– Смертельная камедь! – заверил его опытный брат. – В ней тот выигрывает борьбу, кто терпеливее и хладнокровней, а наш патрон – не то и не другое.
На него подали донос бывшие служители Конюшенной канцелярии: шталмейстер и унтер-шталмейстер, уволенные от должности некоторое время назад. Оба немцы, бездельные люди и подлецы, которые еще должны быть довольны, что избежали кнута и Сибири. И они ни за что не осмелились бы высунуться, если бы их не направляла чья-то сильная рука и они не были уверены в своей безнаказанности. Чья это рука и кому более всех досаждает наш милостивец – догадаться немудрено.
– Сам Остерман? – догадался Родионов.
Его брат выпустил ртом дымовую завесу тайны и продолжил:
– Его высокопревосходительство в своей горячести решил нанести ответный удар. Он составил оправдательную записку государыне, в коей разобрал и опроверг все свои вины, выставив плутни жалобщиков, да к тому же направил ее так, чтобы она с удвоенной силой отскочила в того, кто это затеял. К записке прилагается экскузация или дополнение под названием, что-то вроде: «Записка о притворствах и вымыслах, при дворе государей бывающих». В ней читатель, хоть сколько-нибудь знакомый с конъюнктурами нынешнего двора, без труда узнает графа Остермана и все его подлые стратагемы противу честных деятелей.