– Назовите свое имя, пожалуйста, – вежливо начал он.
Адам задержал взгляд на летописце, а затем вновь отвернулся и принялся рассматривать стопки книг, расставленные в крошечной комнате.
– Вы и так его знаете, – ответил он нехотя. – Иначе не позвали бы меня.
Голос его показался Натану похожим на скрежет металла. Но он списал это на истощение.
– И все же я настаиваю.
В этот раз Адам внимательнее всмотрелся в лицо допрашивающего. Пронизывающий взгляд заставил Натана напрячься, ему показалось, что прямо сейчас его читают, словно открытую книгу.
– Адам Пэйн, – раздался негромкий ответ.
– Мое имя Натан. Мне позволили провести с вами последнюю беседу перед судом, дабы не утратить подробностей вашего дела.
Адам сощурился, словно оценивая свои шансы на побег. Но потом мгновенно расслабился и подтянул колени к себе на стул.
– И что же вы хотите знать? – поинтересовался обвиняемый.
– Все, – с энтузиазмом отозвался Натан. – Вашу историю, мотивы к поступкам, мысли…
Адам хмыкнул, смерив его насмешливым взглядом.
– Какой в этом смысл, если на суде будут задавать те же самые вопросы?
Натан потер уставшие глаза. К старости он стал слегка подслеповат, но все равно продолжал работать при плохом свете.
– Суд направлен на доказательство вины и вынесение приговора, наша беседа – на запись услышанного, – терпеливо объяснил он.
– И зачем же миру знать мою историю? – искренне удивился Адам. В его голосе явно слышалось подозрение.
– Думаю, потомкам будет интересно знать, отчего католическая церковь едва не пошатнулась, – Натан едва заметно улыбнулся, понизив голос.
Адам беззвучно засмеялся, вскидывая руки в кандалах. Кажется, такой ответ его устроил. Но уже в следующее мгновение его настроение резко изменилось, а лицо помрачнело.
Натан взял в руки перо, выжидающе глядя на заключенного. Тот опустил руки и некоторое время сидел молча. Воспоминания отнимали у него больше сил, чем исцеление от ран.
– Вы должны знать, Натан, – произнес Адам едва слышно. – Это не моя история. Она никогда не случилась бы, не соверши я самый чудовищный поступок в своей жизни.
– Вы о сожжении ведьмы? – переспросил Натан, обронив перо и внимательно вслушиваясь. Чернила потекли по странице, оставляя темный след. Но летописец не думал об этом: все его внимание было сосредоточено на Адаме.