Аккуратно выструганный ажурный заборчик давно требовал мужской руки, впрочем, как и детали резного крыльца, и старинные двери с резьбой по дереву, с металлической стёртой ручкой-кольцом, изображающей голову мифического грифона.
Дядюшка Дэн прошёл к крыльцу и постучал в дверь этим замысловатым тяжёлым кольцом, отчего она, скрипнув, сама открылась. Пройдя через небольшую прихожую в гостиную, он остановился, заворожённый тихим сумраком комнаты, любовно хранившим здесь старинную размеренность бытия.
В углу слегка раскорячилась на гнутых ножках старая, проеденная жуками, но сохранившая следы женской заботы развалюха-этажерка с потрёпанными книгами: Геродот, Карамзин, Спиноза, Блаватская, Аврелий Виктор и ещё какие-то, названия которых Артур Карлович не разобрал. Книг немного, но почти все старинные. Может, ещё начала века. Брюсов, открытый на страничке романа, описывающей какой-то потусторонний шабаш ведьм на лысой горе, лежал сверху стопки.
Каким-то образом это ассоциировалось с хозяйкой – той самой незнакомкой на кургане, со странным впечатлением – до жжения в спине – от её пристального, чуть насмешливого взгляда. Он обернулся – мелькающие тени пронеслись по задней стене… Глухой стук падения за окном… Скрип входной двери – и никого…
Не женщина, а привидение.
В эту девушку, танцующую на кургане, он почти упёрся ветровым стеклом служебной машины около недели назад… Так вышло, что он оказался первым, кто подвернулся под руку начальству, когда поступило сообщение о каких-то концентрических кругах в пшеничных полях. Да и лучшей кандидатуры, чем скептик-материалист Дядюшка Дэн, для рассеивания ажиотажа вокруг «инопланетного посещения» трудно было сыскать.
Он поднялся на служебной машине по серпантину на плоское плато Ставропольской возвышенности, оставив внизу широкие разливы мутных стремнин Кубани, бликующих перекатами в опушке роскошного южного леса.
Поле действительно выглядело чудно, с идеально уложенными в геометрически выверенные просеки колосками. Внимательное обследование показало, что здесь проходил от кургана только один человек. Хотя вряд ли одному под силу сотворить подобное на столь большой площади. Общую композицию можно было увидеть только с высокого холма – посмертного пристанища какого-то древнего сарматского воина.