– Почему у меня раньше всего этого не было!
Тут она уже сама играла, за кукол слова произносила. Ишан сидел в стороне, улыбался, родной аул вспоминал. Потом очнулся – тишина, Маташ на него смотрит, глаз не отрывает.
– О чем ты сейчас думал?
– Я? – смутился Ишан. – Думал, не испортится ли халва.
– Я ее в тень положила, но лучше бы тебе ее съесть самому.
– Я не голоден.
– Разве халву едят от голода?
– Я просто не хочу.
– А если я попрошу?
– Я не хочу.
– А если я очень попрошу?
– Говорю же, не хочу.
Она закусила губу.
– Ты все время о ней думаешь. Тело твое здесь, мысли там. Как мне сделать, чтобы ты думал не о ней, а обо мне?
Ишан смутился, но ответил.
– Возьми ее лицо, ее тело, ее сердце, ее мысли…
– Даже отец не сможет этого… Но, может, мне попросить его, чтобы ты потерял память?
– Тогда я стану таким, как Шамсин.
Маташ отвернулась. Ишан готов был поклясться, что в глазах у девушки слезы.
– Есть хочешь?
– Хочу.
– Пошли.
Он опять уминал за троих. Маташ ела мало, смотрела на него.
– Почему ты так много ешь, больше, чем отец?
– Ты действительно ничего о нас не знаешь?
– Мало… Только то, что издалека, с высоты вижу.
Догадка озарила разум Ишана.
– Так ты… беркут?
– Отец иногда берет меня на прогулку. Но это редко бывает.
Ишан задумался, а потом рассказал ей о бедных и богатых, о чиновниках и судьях, о налогах. О том, как иногда единственной пищей бедняка является вода из арыка…
– Мой отец судья, – задумчиво сказала Маташ, когда он окончил. – Зачем ему должность, ведь у него все есть?
Сказать? – подумал Ишан. Но стоит ли настраивать дочь против отца.
– Он же сказал, чтобы не было скучно.
– Иногда я его не понимаю, – тихо сказала девушка. – Зачем ему Шамсин? Он такой злой. А маленький был милый.
– Шамсина принесли щенком?
– Да. Такой черный, пушистый комочек…
Она замолчала, на поляне появился смерч.
Третий день ничего особенного не принес. Сакрам ушел с самого утра, не завтракая. Ишан, пока Маташ пекла лепешки, смастерил ей еще пару кукол. Потом они пошли гулять. Впрочем, гулять – одно название, дошли до края поляны, сели на траву. Ишан снова стал расспрашивать:
– Не обидишься, если спрошу?
– Спрашивай.
– Кто была твоя мать?
– Человек. Отец ее где-то украл. Я ее плохо помню, она умерла, когда мне было семь лет.
– Почему она умерла?
– Не знаю… Возможно, с тоски. Здесь очень тоскливо.