Я ведь помню ещё:
там трещала без умолку печь,
Пел сверчок на шестке,
на полатях сушились подсолнухи.
И такая родная, напевная вятская речь —
Это мама ворчит,
что царя мы небесного олухи…
Я ведь помню, хоть мне
там, наверно, не больше шести,
И цветастое платье из ситца красивое сестрино —
По наследству до дыр
и прорех мне его не сносить,
Лоскутки на наряды сойдут моим куклам обветренным.
Сундучок, крытый жестью цветной,
там стоит у стены,
а ниже – тайник с папиросами…
И нельзя было, но не могла
бросить с самой войны —
Всё курила баб Маня моя лошадиными дозами.
Снова вспомню буфет,
за буфетом стояла кровать,
На кровати подушки торчком под простой занавескою…
И машинка ножная,
чтоб кукол, как в зыбке
4, качать,
И причины, чтоб в сад не идти, —
все достаточно веские!
В воскресенье с утра тесто ставится на пироги:
Будут с луком, с капустой
и шаньги, конечно, картусьные
5…
Ах ты время моё, не спеши же,
постой, погоди!
Оглянись! Видишь,
вновь одолели меня мысли грустные!
Не тревожь мою проседь,
оставь для себя серебро!
Дай ещё пробежать,
пропылить босиком по Калинина
6…
Дай вздохнуть полной грудью,
как там, сохраняя добро,
Процарапав на сердце любовью тоску тонкой линией.