Это была она, только вместо чёрной одежды на девушке было длинное золотое платье с ассиметричной застёжкой из пуговиц-бусинок, балетного вида тапочки с лентами, а на голове маленькая шапочка из белых перьев. На шее под ухом – татуировка «морской конёк». Безвольные, с вывернутыми ладонями руки лежали на коленях, и одну петлёй охватывал веер, а другую – каскад тонких золотых браслет. Жанна казалась большой куклой, это подчёркивала пустота выпуклых чёрных глаз, словно из шлифованного агата.
Щемящая отстранённость, которая заворожила его при первой встрече, теперь – облачённая в сусальное золото восточной невесты – выглядела поддельной, искусственной. Как будто древнюю мироточивую икону: попорченную жучком, с осыпавшимися углами и утратами красочного слоя, – вдруг одели в изысканный, с каменьями, дорогой оклад.
«И что я в ней нашёл?», – разочарованно подумал Гриня, но тут же напомнил себе о поставленной Валентином задаче, договорённостям, заработке, в конце концов. Он встал на колени и, уткнувшись лбом в скользкий шёлк, поцеловал маленькую ладошку. Какой же холодной была эта ладонь! Как будто её обладательница только что явилась прямо с мороза, и только бледность и вялость кожи убеждали, что это не так.
Он принялся целовать обе ладошки попеременно, зазвенели браслеты, закачался веер, в клетке защёлкала, засвистала до сих пор невидимая птица. Гриня обнял узкие плечи и уже искал глазами какое-нибудь подходящее ложе, как вдруг взглянул в лицо и замер: оно было абсолютно мёртвое. Губы, приоткрывающие два передних, чуть «набекрень» зуба, аккуратные плоские ноздри, брови, разделённые слабой морщинкой, остренький подбородок, – всё было лишено летучей неопределённости, свойственной живой плоти. Лицо Жанны являло окостенелость застывшего организма, ту окончательную форму, которая предшествует процессу распада.
Гриня отшатнулся, и худенькое тело боком повалилось в кресло, голова стукнулась о подлокотник, веер соскользнул с руки и глухо упал на ковёр. С металлическим шорохом посыпались браслеты, но Гриня этого уже не слышал. Он выбежал в коридор и помчался к выходу. Но вскоре оказался в большом зале овальной формы с роялем посередине и понял, что ошибся. Бросился обратно и вроде бы миновал ту страшную комнату, но коридор не кончался, а, совершив поворот, снова вывел Гриню в овальный зал. Замкнутый круг, замкнутый круг, лихорадочно соображал он, но, присмотревшись, понял, что это другой зал, поменьше и без рояля.