Пеладжиос и Эвелина. Поэма в Прозе - страница 5

Шрифт
Интервал


Заточённая в пещере горгона,
А в горгоне заточенная Медуза.
Завистливое коварство
Расправилось с красотой,
Отправив в обширное царство
С не единой душой.
Восторг погребён позором
И оскал Медузы не смилуется.
Её убийственному взору
Невозможно противится.
Кто поймает взгляд
Трижды проклятой девы,
Тот пополнит её сад
Из окаменевшего древа.
Но те, кто назад не пятятся
И кому всё под руку,
Дабы прославится,
Мужественным подвигом
Идут на крайние меры,
Убивая в себе труса
Ищут тайную пещеру.
Логово скрытной Медузы
Тенью покрываются тени
И исчезают во тьме
Бдительность не дремлет.
И явь блуждает во сне,
Эхо в пустоте ликует.
Змеиным шипением,
Будто смерть душу целует.
С ужасающим умилением
Жизнь сжигает мосты
Страх властвует над ненавистью
Смелых пугают сады.
Из поверженной окаменелости
Плоть необдуманно шагает,
А душа пятится назад,
Рука меч сжимает.
И щит остерегает взгляд,
Но не так то просто
Придти за смертью той.
У кого змеиные косы
Славятся славой вековой.
И через мимолётное время,
Вновь, окаменевшие от взора,
Коллекционерным древом
Заполняют просторы.
Медузы красное платье
Впитывает кровавые веки.
Её сильнейшее проклятие
Быть изгоем вовеки.
Время обвивает миги
Душами наполняя чаши
И вновь слышатся крики
Глупых и отважных.
Но её судьбу связывало
С иными событиями
Там где воля замкнутого разума
Разорванные бусинки рассыпала.
В далёком городе Аргосе
Правит царь Акризий,
С задравшим носом
Его полёт был низким.
Ему хочется большего
И быть выше звёзд,
Жаждет достичь невозможного,
В объятиях небесных нот.
Он обратился к оракулу
Дабы узнать будущее.
Можно ли исправить каракули
Написанием судьбы грядущей.
Тот пал в обрядный транс
Опустошая бешенный взгляд.
Незримая бижутерия оборвалась
И бусинками просыпался град.
Предсказатель был напуган
И сказал такую весть:
– Убит ты будишь внуком
И это будет выплеснутая месть.
Царь, заранее локти кусая,
Тут же приказал страже
Свою единственную дочь Данаю
Запереть в высокой башне.
Он не хотел её крови,
А чтоб смерть она ждала
И с приходом голода
Взаперти чтоб умерла.
Дверь прочно замуровали,
Чтоб не заходили люди.
И чтоб надежду оправдало
Её непорочное целомудрие.
Спотыкаясь, бежали минуты,
И шагали недели.
Встречавшее всех утро
Закатом укладывало в постели.
Ранее любимая дочь,
Теперь обречённая смертью,
Смотрит в далёкую ночь
И плачет в ладони ветру.
Дева лишь тем была сильна,
Что молитву шептала,