– А маманя?
– Придёт. К вечеру возвернётся. Да ты не тоскуй, я обернусь скоро.
– Я не тоскую, Гриша, но отчего-то всю ночь ныло, – показала на левую половину груди, – вот здесь, аж дышать трудно. Маманя обещала вчерась ещё возвернуться, до сих пор нет. Может, обождёшь?
– Я, может, и обожду. Зверь ждать не будет.
– Поешь в дорогу, я собрала уже, – встала, опёршись левой рукой о поясницу, правой подняв тяжёлое ведро, – пойдём, молока налью.
Сонька была на два года младше брата, и хоть шёл ей сейчас всего восемнадцатый год, жизни в ней, как говорила бабка Прасковья, не было. Потявкивая, закрутилась под ногами лайка, забрехали соседские собаки.
– Говорил тебе, непутёвый, всю округу перебудишь.
Достав из кармана кусочек сухаря, дал собаке понюхать, приказав: «сидеть!». Быстро забежал за угол дома, спрятал сухарь под дальним забором и, вернувшись, бросил: «Ищи!». Так они играли лет шесть, с тех пор, как Штык щенком появился в доме. Отец учил – собаку надо сызмальства воспитывать правильно: она – охотник и должна искать добычу, а не жрать, как поросёнок, с корыта. И, хотя Штык давным-давно зарекомендовал себя «охотником со стажем», игра повторялась каждый раз. Лайка азартно подбежала к спрятанному сухарю, подцепила его лапой и, бережно схватив зубами, принесла назад, дружелюбно виляя хвостом: вот, я нашёл, хватит играть, пора заняться серьёзным делом.
Месяц выглянул и вновь спрятался в тучу – «подмигнул», предупреждая: ночь заканчивается, я ухожу, и тебе пора. Улыбнувшись в ответ, Григорий зашёл в дом, перекусил тем, что накрыла на стол сестра, запил парным молоком и, поблагодарив, направился к выходу, проверив заплечный мешок со сложенным с вечера скарбом и патронташ. Выходя в сени, снял висевшую на стене бельгийскую двустволку Пипера шестнадцатого калибра, приобретённую перед самой войной. Покупка оказалась удачной – с тех пор отец без трофея ни с одной охоты не возвращался, ласково называя ружьё «моя бельгийка».
Кутаясь в платок, на крыльцо вышла сестра.
– Зайди в дом!
– Не холодно, Гриша, провожу тебя и зайду.
Подозвав собаку, ловко посадил её на цепь. Штык, вопросительно гавкая, то припадая на передние лапы, то бросаясь вперёд, всем поведением выказывал недоумение и протест по поводу происходящего.
– Сегодня, Штык, пойду один. Ты тут Соньку охраняй, не ровен час… – взглянув на сестру, спохватился, – я скоро. Охранять!