– Мир и покой, отец, – она озорно вскинула голову, разметав темные, как у матери, кудри, и с ногами забралась на стул. Платье малиновыми складками спустилось до пола.
– Новое платье? Взрослое? – Рокот не мог сдержать улыбки: до того у дочери от гордости разгорелись щеки. – Тогда и сидеть надо как взрослая. Опусти ноги, выпрями спину…
– Урок хороших манер? – рассмеялась Мирта и за руку подвела маленькую Амалу к столу.
Лилу покраснела еще сильнее, и Рокот сменил тему:
– Все слышали горн? С сегодняшнего дня это сигнал к началу вечерней молитвы. После него вы должны поспешить домой или в ближайший храм.
Он сел за стол и поднял над головой ладони, сложенные лодочкой. От огрубелой кожи отразилось тепло, собралось плотным сгустком. Прежде, когда он ничего не понимал в магии, это казалось всего лишь теплом человеческого тела. Но теперь он знал: это и есть то самое тепло, что течет в основе любого заклятия.
Мирта зажгла толстую лавандовую свечу в середине стола.
– Сарим, прости… – начал вслух Рокот, закрыв глаза.
Дочки, сбиваясь, вторили ему. Мирта пела без слов, низко и бархатисто.
– Сарим, помоги. Увидеть цель, путь и спасение… – заученная молитва бездумно слетала с губ.
Треск очага, голоса девочек – настолько привычные, что эти звуки уже не замечаешь. Их будет не хватать. Рокот дернул головой и зажмурился сильнее. Из-за отъезда лезет в голову всякая чушь.
– Сарим, спасибо за день и за хлеб! – писк Лилу выбился из молитвы.
И оборвался на самой высокой ноте.
Справа потянуло холодом.
Рокот открыл глаза и остолбенел.
Бледная, будто обмороженная, Лилу медленно сползала на пол. Руки плетьми повисли вдоль тела, малиновой пеной оседали кружевные оборки. Распахнутые ресницы белели изморозью, узкие зрачки иглами скололи стылое лицо, серые губы остались растянуты словом «хлеб». А на столе искрила широкая полоса инея – наискосок, от дочери к отцу.
– Лилу, Лилу! – бросился к ней Рокот. – Ты слышишь меня?
Она мелко задрожала и прижалась к нему всем телом. Она дышала. Хвала Сариму – дышала!
Подлетела Мирта с причитаниями и охами.
– Она жива, Мирта. Помолчи, – отрезал он, не глядя на жену. – Прикажи жарче растопить камин в детской. И пусть согреют воды.
Рокот укрыл дочь жакетом, поднял на руки, вышел в холл и стал медленно подниматься по широкой лестнице. Дрожь стихла, Лилу вцепилась руками в его шею и натужно сопела. С каждым вдохом щеки ее розовели, лицо оживало. Рокот потянулся магическим чутьем, обволакивая собственной сутью каждый кусочек ее души, до которого мог достать. Жизнь пульсировала мерно и уверенно, насколько он мог судить.