Тем же способом Шмуэль передавал любовные письма для моей старшей сестры Лены, которая не обращала на него ровным счётом никакого внимания. Единственной, кто всегда и везде выступал за него, – была я. Наши семьи дружили, и когда Шмулику должно было достаться за украденные из соседского сада сливы, за испорченные брюки, за измятые отцовские марки, я бросалась на его защиту с пылкостью матери, которая останавливает несущийся в сторону её ребёнка грузовик. Все знали, что Шмуэль любит Лену. Все, кроме самого Шмуэля, знали, что его люблю я.
Я понимала, почему он любит Лену. Из нас двоих именно её считали красавицей, я же оставалась для всех «начитанным ребёнком». У неё были длинные белые волосы, тонкие маленькие руки, вены на её запястьях напоминали много маленьких запутанных рек, и она уже почти превратилась в девушку.
Чувства ослепляли его. Он сочинял ей стихи, искал знаки ответной любви в её молчании. Я ненавидела Лену так же сильно, как любила Шмулика. Его кожа пахла оливковым маслом. Это было похоже на рай и ад одновременно. Он был рядом, и он меня не замечал.
Когда я была маленькой, дети ещё могли гулять во дворе одни, и мы со Шмуликом пользовались этим, чтобы прорваться на голубятню, где, как нам казалось, хранились самые главные, самые сокровенные тайны.
Шмуэль часто рассказывал мне про птиц и про военных голубей своего деда, которые спасали жизни людей во время войны. Я надеялась, что хоть один из голубей старика спасёт и мою жизнь, гибнущую в несправедливости любви лучшего мальчика на свете к моей старшей сестре, которой было на него плевать! Но Шмуэль ничего не замечал.
Сейчас мне кажется, что во времена нашего детства цвело одно бесконечное лето. Уже в мае плодовые сады начинали изнемогать от пьянящего запаха, нашествия пчёл, ос и шмелей. Сирень росла на месте старого полуразрушенного кладбища. По надгробиям скакали дети. Могилы были заброшенными и заросшими. Те, кто мог ухаживать за ними, давно и сами лежали рядом. Для нас это были не больше, чем просто камни, но на некоторых ещё можно было разглядеть имя, годы рождения и смерти. Один такой камень мы со Шмуэлем всегда обходили стороной. Это была могила священника местной церкви, расстрелянного в советские годы. Торжество зла внушало нам страх. Всего, что могло потревожить какого-либо бога, мы старательно избегали.