Она скорчила кислую физиономию и фыркнула.
– Надеюсь подошва у тебя крепкая. Домой-то придётся возвращаться на своих двоих.
– Эй! – гаркнул Кострома. – Вы чего, потрындить сюда приехали?
Мы пожали руки и разошлись по своим тачкам.
Белый флажок взлетает в воздух, звучит оглушительный рёв моторов и визг резины. Она с ходу отрывается, но ненадолго. Обхожу её на следующем повороте.
– Детка, ты с кем соревновалась до этого, с параолимпийцами?
В голове отчётливо слышится её злобное шипение. Она пытается меня обогнать, но я предвидел это манёвр, вильнул задом и снова вырвался вперёд.
– Да, хреново тебе жить с пришитой головой.
Я прямо-таки чувствую в каком она бешенстве. До финиша остаются считанные пятьсот метров. Мозг проигрывает сотню вариантов и останавливается на сто первом. Я сбрасываю скорость перед самым финишем, позволяя ей обогнать меня. Она пересекает черту, тормозит и выскакивает из машины. Я тоже выхожу, открываю капот и с дельным видом под него заглядываю.
– И? – она разводит руками, в глазах огромный знак вопроса.
– Да хер знает, с мотором что-то.
– Ну конечно! Я не играю в поддавки.
– А во что же ты играешь, детка?
Она молчит, достаёт из кармана сигареты и закуривает. Я подхожу к ней.
– Тогда получается, выиграл я, и с тебя свидание.
– Как на счёт ничьей? И так и быть, согласна с тобой выпить. Но спать с тобой не буду.
Я давлю ехидную лыбу.
– Куда поедем коротать вечер?
Она безразлично пожимает плечами.
– Предлагаю поехать на моей, потому что пьяной за руль ты не сядешь.
– Собрался меня споить?
– Я бы, конечно, мог, но думаю, ты сама с этим справишься.
Я выцепил знакомого хмыря, сунул ему косарь и попросил отогнать машину Ройсс к её дому. Та недовольно поморщилась, но свой адрес назвала. Я посадил её в машину, завёл мотор и покатил вперёд в душе не представляя, чем закончится вечер. Ройсс выудила из кармана пачку сигарет, вытащила одну и щёлкнула зажигалкой.
– Не хрен курить в машине.
Я забрал у неё сигарету, открыл окно и швырнул за борт. Она тут же прикурила следующую.
– Тебе своих лёгких не жалко, так мои пожалей.
– Зверь самый лютый жалости не чужд. Я чужд. Так значит я не зверь3, – с умным видом цитирует она.
– Смотрите, она заводит часы своего остроумия; сейчас они начнут бить4.
На её губах проскользнуло нечто напоминающее улыбку. Я отметил, что она милая, когда не делает лицо кирпичом.