- Что плохого в вашей роще?
Айна пожала плечами. Чихъ сплюнул, почти под ноги именно ей,
видно для разнообразия.
- В ней деревья Памяти народа Амра. Там спят вожди, шаманы и
герои.
- И?
- И там всегда есть эти ублюдки. А где Амра, там смерть
чужакам, долгая и очень болезненная. Меня, скорее всего,
обездвижат, подрезав жилы, потом кое-где снимут кожу, сверху
насыплют соли для веселья и бросят в лог. Где поглубже, посырее и
потемнее.
Где водятся всякие разные жуки, и не только. Освальд,
памятуя о падальщиках, начавших почти моментально объедать
кривозуба, даже вздрогнул.
- Испугался? – Чихъ оскалил зубы. – Можем вернуться, пока не
поздно.
- Идем дальше. – Освальд закинул флягу на спину. – Понесу,
пока будет можно. Лучше крути головой вокруг. Мне хочется
вернуться.
- Храбрый человек. – уважительно кивнула Айна. – Он мне
нравится, Лис.
И легко скользнула вперед, тут же найдя тень от раскидистого
светлого дерева-крепыша, шелестевшего крапчатыми светлыми листьями,
и не думающими про осень и опадать. Лук, конечно, уже был у нее в
руке, с наложенной стрелой.
Идти в лесу – целая наука. Только тут Освальду стала ясна
цена его же собственным умениям. Век живи и век учись, все верно.
Ему приходилось жить в лесах, укрываться в лесах и искать в них же
головорезов с душегубами. Приходилось, верно, пусть и редко одному.
Но любой бор, осинник и даже густые дубовые леса предгорий в
магистратурах не могли бы сравниться с Квистом. Здесь учиться можно
было всю жизнь, но так и не суметь стать своим. Свои тут рождались,
жили и умирали. Ну, либо готовились умереть, как Чихъ, пропавший из
виду и редко появляющийся по сторонам.
Айна вела Освальда, стараясь не сильно отрываться и не дать
ему устать. Скользила впереди, почти незаметная в своей незаметной
одёжке, сливаясь то с разлапистыми широкими листьями, росшими из
земли, то с колючим давешним гьюффелем, разросшимся кое-где
совершенно по-хозяйски.
Прелью пахло все сильнее, небо в просветах между золотистыми
и бурыми великанами, тянущимися все выше, почти не мелькало. Серого
и дымчатого, обещанного Комрадом, заметно не было, но радоваться ли
этому или нет, Освальд не знал. Просто шел, прыгал, протискивался и
порой опускался на четвереньки, стараясь угнаться за неутомимой
рыжеволосой нелюдью, чувствовавшей себя как дома в окружающем
зеленом аду.