Да уж, та еще ситуация. Теперь снова просить заведующую отделения, чтобы не отправляла девочку в Дом малютки. Жалко. И ее жалко. И овдовевшего отца жалко. Да я понимала его прекрасно. Только опускать руки совсем не хотелось.
– Эй, подождите, – поторопилась сказать мужчине, который был со Станиславом и уже собрался последовать за ним. – Хотя бы с вами можно поговорить?
– Похоже, со мной и остается, – ответил тот.
– Понимаете, мы не можем так долго держать девочку у себя. Уже завтра ее переведут в Дом малютки. И если отец не появится, она будет считаться отказной. Скажите, есть кто-то из родственников, кто может ее забрать?
– Вряд ли, – слишком поспешно ответил тот.
– Что, совсем никого?
Я просто отказывалась верить в то, что все настолько плохо. Мало того, что у девочки умерла мать при родах, а отец не может прийти в себя, чтобы ее забрать, так еще и никаких родственников.
– Я же сказал, что нет.
– То есть, эта девочка никому не нужна. Верно я понимаю?
Мужчина вымученно вздохнул.
– Дай ему еще пару дней. О’кей?
Нет, он совершенно меня не понимал.
– Ну а потом? Он точно справится, когда заберет ее?
Тот вдруг нахмурился, что придало ему угрожающий вид.
– Слушай, ты чего от меня хочешь?
– Я не знаю. Но попробуйте что-нибудь придумать… пожалуйста.
– Попробуем, – перебил тот, доставай свой телефон. – Давай свой номер.
Мы обменялись номерами телефона и договорились быть на связи. На этом все. Я проводила взглядом мужчину, от которого мурашки по коже бегали табунами, да впрочем, как и от его друга, и отправилась к малютке. Та мирно спала в своей пластиковой кроватке. Такая сладенькая… моя Кроха. Я так привыкла к ней за эту неделю, что теперь переживала, как за родную. И пусть это не первый случай на моей практике, но именно к этой девочке я привязалась сильнее всего. Ну потому-что как-то незаметно она стала для меня особенной.
– Голубева! – шепотом окликнула моя коллега, когда зашла в комнату для новорожденных. – Опять вышла не в свой день?
– Да, я думала, что Кроху сегодня заберут.
– И что? Не забрали?
– Нет, – ответила ей с сожалением. – Ее отец слишком подавлен.
– Некогда ему подавленным ходить. Пусть радуется, что хотя бы дочь жива и здорова. Так что скажи ему – пусть берет себя в руки и забирает ее.
– Он даже не захотел разговаривать.