И вот именно Розенберга Готфрид Эдуардович просил помыть доску и окрестности, дабы начать новый пул унижений будущих биологов, врачей и варщиков метамфетамина.
Памятуя, что всего на боль выделено сорок пять минут, из которых тридцать уже позади, Розенберг мыл и чистил доску не то чтобы медленно, но наитщательнейшим образом. Это было нечто среднее между кёрлингом и полировкой новой пломбы во рту.
Несмотря на отсутствие всех заявленных в анкетах пороков сердца, сосудов и пазух, Розенберг прилично пыхтел. Готфрид Эдуардович ждал. Однако заметив, что мы с Илоной на последнем ряду начали переписку – не онлайн, а на полях тетради (попробуй объясни молодежи, что это!), – Готфрид Эдуардович родил главное крылатое выражение сезона 2000/2001: «Надеемся, что товарищ Розенберг вскоре закончит свой адюльтер с доской и мы продолжим».
Адюльтер с доской! Это стало фразеологизмом, обозначающим тщетные усилия на ниве отношений, а во втором значении – половой акт с сильно пьяным, спящим, временно неживым партнером.
Я по сию пору пользуюсь этим выражением.
Бесноватые и Трубный глас
Все лицейские годы, где-то начиная класса с седьмого, когда я туда пришел, нас с регулярностью ошибок Гидрометцентра возили по музеям и усадьбам.
Поскольку Лицей считался интеллигентским, а класс биолого-химическим, нам хотели привить одновременно эсхатологическое видение мира и любовь к лишайникам. Для достижения этой цели нас вели, например, на «долгожданную выставку растений семейства кардиоптерисовых в музее им. Тимирязева». Там к нам выходил мужик в очках, которые будто только что обмакнули во фритюр, и говорил:
– Что же, пора уже начать разбираться в таксономии двудольных!
После чего вся грядущая жизнь вырисовывалась нам в красках еще более трагических, чем даже получилось в итоге. С учетом ипотек, казаков с нагайками и программ Малышевой по утрам.
Потом, для закрепления эффекта, мы шли на внеочередную индивидуальную экскурсию по Дарвиновскому музею, с «усиленным акцентом на хабилисов».
Поскольку, напомню, это был пока только седьмой класс, и нам казалось, что все еще хорошо, мы с Розенбергом, естественно, «бесновались».
Это не нравилось ни учителю, ни экскурсоводу, ни, самое главное, сопровождающему члену родительского комитета.
Отвлекусь на минуту. Только для того, чтобы сказать, как мне не нравится это название – член родительского комитета. Или глава родительского комитета – еще хуже. Звучит как гауляйтер Южной Украины или глава отделения кастраций. Ну да ладно.