Однако не все узнавали моего старшего брата с такой же легкостью. Вскоре после родов медсестры положили маме в кровать не того ребенка, и она, еще не вполне придя в себя, поняла это, только когда прочитала бирку с именем. Мама наверняка была в панике, но, как человек уравновешенный, лишь слегка повысила голос, сказав: «Это не мой ребенок». Она всегда смиренно воспринимала подобные унижения – и в этом, как и во многом другом, мама была полной противоположностью отцу. Наконец медсестры принесли моего брата. Потом, через много лет, мама рассказывала, что все малыши в палате вели себя очень тихо, так что и плача почти не слышалось – все, кроме моего брата, который орал не переставая. Он провел в этом мире меньше суток – а уже стал самым громким: заводился как сирена, а вслед за ним и все остальные дети тоже начинали кричать. Только брат мог «взорвать» всю палату. С самого своего рождения Мохаммед громко заявлял о себе.
Я называю своего старшего брата «Мохаммед» вот уже пять с половиной десятилетий, хотя при рождении он получил имя в честь моего отца – Кассиуса Клея Марселлуса-старшего. Брат появился на свет 17 января 1942 года, а я – полтора года спустя. Папа обожал Рудольфо Валентино – голливудскую кинозвезду – и решил дать мне имя в его честь – Рудольф Арнетт Клей. Но мой брат называл меня не иначе как Руди, а его в нашей семье всегда звали Джи, потому что «джи-джи» были его первыми словами. Он повторял их, когда хотел, чтобы его накормили, поменяли подгузник или просто взяли на ручки. В 1964 году я взял себе имя Рахман, а он – Мохаммед, но дома его по-прежнему называли Джи – и до сих пор называют. Отца звали Кэш, а маму – Бёрд, птичка, за красивый смех, которым она заливалась, когда папа пел, поддразнивал ее или рассказывал анекдоты.
Наша мама, урожденная Одесса Ли Грэйди, появилась на свет 12 февраля 1917 года. Ее отец, Джон Грэйди, был мулатом – сыном темнокожей матери и отца-ирландца. Джон переехал в Америку в 1877 году из ирландского городка Эннис. После долгого, изнурительного плавания через Атлантику он женился на бывшей рабыне. Наша мама, прекрасная внешне и внутренне, всегда была невероятно мягкой и доброй. Ее – коренастую, с очень светлой кожей – часто принимали за белую женщину даже в те времена, когда принадлежность к определенной расе так влияла на возможности, которые предоставлялись вам в жизни.