Вот мы в сентябре возле школы, передние сидят, задние стоят, а я, классный руководитель, разумеется, посредине. Сам-то недалеко ушел от них, ну, лет на пять или шесть. На лицах девушек печать усталости, какой-то старообразности – то ли от плохого питания и раннего физического труда, то ли как знак вырождающейся народности. Кажется, что они загодя приготовили озабоченно-недовольное выражение, с которым им, хочешь не хочешь, вскоре придется ходить в роли деревенских хозяек, окруженных детьми, птицей, скотиной, полных скорбного раздражения против пьющего мужа.
В лицах же парней яснее видны черты индивидуальности, характера и бойцовского напряжения. Им через год в армию, а оттуда всюду дороги открыты. А что, из таких же, как они, пареньков в нашем государстве получались и маршалы, и премьер-министры, и генсеки. Как они там командовали и управляли – это другой вопрос, но звания и чины носили. Мои до этих высот не доросли. Лишь один позвонит мне лет через тридцать пять и представится как первый секретарь Лодейнопольского райкома партии – Толя Белокуров, вон наверху, третий слева.
Окончив институт, я получил назначение в маленькую среднюю школу поселка Тервеничи, в самом что ни на есть медвежьем углу Ленинградской области. Жена перешла на заочный. Имущества у нас не было, как и жилья. В конце августа мы кое-как добрались до села и тут же были определены на второй этаж деревянного купеческого дома, в квартиру, состоявшую из комнаты и кухни-столовой. Высокие потолки, три окна, плита и голландская печь – хоромы! Купец, видимо, торговал лесом, а чем же еще, леса тут простирались сплошным бесконечным массивом – приходили с юга, с Валдайской возвышенности, и исчезали в бескрайних просторах Карелии. Бывшему хозяину дома не чужды были и умственные занятия: в мезонине мы обнаружили сундук старых брошюр, журналов и книг, среди которых были собрания сочинений Кнута Гамсуна, Амфитеатрова – роскошные тома с золотым тиснением издательства Маркса. Пылились тут и комплекты журнала «Нива». Но разборку, а тем более чтение этих находок я оставил «на потом», меня ожидало занятие куда более волнующее и актуальное – подготовка первых уроков.
Осень стояла нарядная и теплая, с багрянцем приусадебных кленов, с пышными огненными гривами ближних и дальних осин, тяжелыми гроздьями рябины на фоне черно-зеленых елей. Черемуха прямо с ветвей лезла в рот. Где-то поблизости сельчане собирали бруснику и клюкву, а белые грибы, толстенькие, с матово-шоколадными спинками, сами вылезали чуть ли не прямо к крыльцу из молодой елово-березовой поросли. Я собирал их на похлебку, не заходя в лес. Будут, конечно, будут когда-нибудь в доме и кадушки с маринованными грибами, и соленья, и наливки, – уговаривал я себя, – но это потом! А пока мы украсили наш первый дом осенними букетами, и этого нам хватало.