– Поэтому-то вы и не стали отвечать на мой вопрос, который я задавал вам по телефону? – догадался я.
– Я так и знал, что вы это заметите, – улыбнулся Лансфильд, – я же говорю, что вы умеете слушать и слышать.
– Спасибо.
– Да, не за что. Когда вы мне позвонили, я ждал одного из своих учеников… Учеников в смысле того, что он учился у меня, а не в том, что я могу, а вернее хочу, считать его своим учеником…
– Что так?
– Я считаю, что наука должна быть вне политики, только в этом случае она будет объективна, любое субъективное вмешательство в нее только искажает результаты. Так, вот, тот, кого я ждал, решил совместить свою научную карьеру с политической деятельностью. А это ученому противопоказано! Или – или: другого тут быть не может!
– Тот, кого вы ждали, знал об этом?
– Конечно. Это один из основных постулатов, которые я в обязательном порядке доводил до каждого, кто становился моим учеником.
– Значит, он нарушил этот постулат, и вы…
– Я исключил его из числа своих учеников, – завершил мою фразу профессор.
– Не слишком сурово?
– Нет.
– Он знал об этом?
– Знал. Я, когда мне стало известно, что он занимается политикой, обстоятельно поговорил с ним.
– И все-таки он решил встретиться с вами? Или вы его сами пригласили?
– Нет, это было его решение. Он позвонил мне за день до вашего звонка и попросил о встрече, сказав, что это важно для моей научной деятельности. Вот, я и согласился.
– Понятно.
– И, знаете, о чем мы говорили?
– Нет.
– Об одной из стран, о которых вы спрашивали меня…
– Да? Интересно…
– Он предложил мне подписать письмо в поддержку одного из политических деятелей этой страны, – профессор назвал фамилию интересующего меня оппозиционного лидера, – уверяя, что после того, как этот политик придет к власти, мне будут предоставлены всяческие преференции, и я стану одним из руководителей университета в столице этой страны.
– И что же вы?
– Я? Я, естественно, отказался. Наука должна дистанцироваться от политики, да и этого политического деятеля я не знаю. А поддерживать неизвестного – это глупость.