Наш тревожный мир часто превращается в мир опасный. Можно сказать, что это его естественное свойство или – такова его мировая функция: постоянно балансировать между тревогой и опасностью. Люди, склонные к религиозному восприятию реальности, скажут, что так задумал Господь Бог – задумал, чтобы мы не расслаблялись и не забывали, что мы уже все давно не Адамы и Евы, живущие в Эдеме, а выпавшие из райского гнезда труженики земли. Люди науки дадут этому рациональное объяснение: так устроена Вселенная, экономика, культура, политика, и поскольку мы являемся частью всего этого и творцами последних трех, то переживать опасные времена не только наша доля, но и разумная необходимость. «Что нас не убивает, делает нас сильнее», – фраза, которая давно стала мантрой.
Вопрос – что значит «сильнее»? – далеко не праздный. Опыт ХХ века для огромного числа людей в самых разных странах оказался смертельным, для тех, кто сумел выжить в революциях и войнах – трагическим. Сделал ли он их сильнее в ницшеанском смысле слова, то есть более независимыми от идеи абсолютной силы и общественной морали, расчитанной на массовый вкус? Действительно ли стали сильнее люди, прошедшие концлагеря, тюрьмы, потерявшие родных, близких друзей или разочаровавшихся в любви и никогда не узнавшие, что такое нежность? Если сила – это одиночество внутри, отсутствие телефонных звонков и слез на щеках, то сильных в нашем мире даже слишком много. Однако у такой силы нет сострадания, каждый такой сильный переживает свои трагедии сам, и тому есть свой резон: боль интимна, если настоящая, такую интимность сложно переживать с другим. В этом парадокс: в масштабных, общечеловеческих катастрофах, затрагивающих миллионы, сильнее становятся единицы, остальные – одинокими.