С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
Эта тема находит свое завершение во второй части романа (последней главе). Проникая в мысли и мечты Онегина, поэт замечает:
А перед ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон.
То видит он: на талом снеге,
Как будто спящий на ночлеге,
Недвижим юноша лежит,
И слышит голос: что ж? убит.
Первому портрету Татьяны во второй главе («Итак, она звалась Татьяной…») соответствует ее второй портрет в восьмой главе («Она была не тороплива, Не холодна, не говорлива…»).
Любовь Татьяны к Онегину (третья глава) ассоциируется у Пушкина с весной:
И в сердце дума заронилась;
Пора пришла, она влюбилась.
Так в землю падшее зерно
Весны огнем оживлено.
Запоздалая же страсть Онегина напоминает поэту об осени (восьмая глава):
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвый след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Симметрично расположение писем героев: письму Татьяны к Онегину (кульминация в истории героини) в третьей главе соответствует письмо Онегина к Татьяне (кульминация в истории Онегина) в восьмой главе. Суровой «проповеди» героя в конце первой части (четвертая глава) соответствует урок Татьяны в финале романа (восьмая глава).
В третьей главе Пушкин обрисовывает нам круг интеллектуальных предпочтений Татьяны, упоминает романы, которые она прочла, и ее любимых литературных героев:
Любовник Юлии Вольмар,
Малек-Адель и де Линар,
И Вертер, мученик мятежный,
И бесподобный Грандисон,
Который нам наводит сон, —
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
Литературные герои и романы здесь способствовали развитию и зарождению любви. В финале же (восьмая глава) автор очерчивает круг чтения Онегина:
Прочел он Гиббона, Руссо,
Манзони, Гердера, Шамфора,
Madam de Stael, Биша, Тиссо,
Прочел скептического Беля,
Прочел творенья Фонтенеля,
Прочел из наших кой-кого,
Не отвергая ничего…
Однако здесь книги являются, пожалуй, средством от хандры. Осознавая умом всю безнадежность своей страсти, Онегин хочет отвлечься от собственных мечтаний и печалей:
И что ж? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желания, печали