«А что вы скажите, если мы отбросим писание комментаторов и толкователей, – тех, кого вы не совсем справедливо называете святыми отцами?»
«Скажу, что хотя эти писания содержат множество истинного и прекрасного, христианство легко обойдется и без них, без этих комментариев и толкований, оставив для себя лишь одну единственную книгу, которая называется, как вы знаете, Евангелие».
«Прекрасно, – сказал Авраам-Бер, сверкая из-под шляпы веселыми глазами. – А что если вместе с храмами мы отбросим все то, что вы называете иконами, со всеми их историями и сюжетами, которые они рассказывают тем, кто не умеет читать?»
«Можете быть уверены, что христианство прекрасно обойдется даже без икон, памятуя, что образ Божий, как и образы Божьей матери и святых – прежде всего, запечатлен в сердце, а уж потом на дереве и холсте», – твердо ответил владыка.
«А как быть с традициями? С этими каждодневными праздниками, с крестными ходами, со златоткаными одеждами? С колокольным звоном, молебнами, частицами мощей?»
«Традиции всегда обращены в прошлое, – митрополита, похоже, удивляло, что какой-то еврей так хорошо осведомлен в христианских делах. – Подлинное же христианство всегда совершается в настоящем, и ему дела нет ни до златотканой одежды, ни до праздников, крестных ходов и водосвятных молебнов. Все это, конечно, имеет только второстепенное или даже третьестепенное значение».
На лице благочинного отразилось недоумение, пожалуй, и даже более – полное непонимание того, что ему приходилось сейчас слышать.
«Тогда я спрошу вот что, – Авраам-Бер вновь поднялся из-за стола. – Уже много раз и в газетах, и в миссионерских листках, и даже в отдельных брошюрках мне доводилось читать про русскогоХриста или греческогоХриста, или Христаболгарского, черногорского или сербского. И я подумал: возможно, сущность вашей веры заключается именно в этом, – быть выразителем взглядов своего народа и способствовать укреплению собственного государства, которое всегда хочет быть славным и мощным, подминая под себя все, что может послужить для его пользы, в том числе и христианство».
Глаза благочинного сделались совершенно прозрачными.
«Глупости, – сказал митрополит, в то время как секретарь поднял голову, услышав в его голосе знакомые нотки. – Как Сын Божий не знал – где ему преклонить голову, так и подлинное христианство не знает того, что зовется родиной, потому что его подлинная родина – это, как вы говорите, Царство Небесное, а не это или то земное царство или государство. Недаром же апостол Павел сказал, что нет ни эллина, ни иудея. Что же до русского Христа, – добавил владыка сердито, – то это такой же абсурд, как и русская география или китайская геометрия».