Севастьяна пригласили в хоровод, и он вынужденно закружился в общем веселье. Хоньикана же отозвали к себе старшие, видимо, это были его родители и невесты, они поочерёдно что-то ему говорили, и догадаться было не трудно – благословляли, наставляли, желали добра, продолжения рода и крепкого семейства, приумножения богатства.
Хоровод перешёл в пляски, чего не умел делать Севастьян, он отошёл в сторону и с интересом наблюдал за праздным действом. Когда же мужчины решили устроить состязания в верховой езде на оленях, Севастьяна пригласили принять участие, и он не отказался.
Около двух десятков парней, в их числе и жених, взобрались на домашних копытных, сел на своего оленя и Севастьян. Староста рода подал знак, и все сорвались с места, словно подхваченные ветром, они помчались по долине. Гость старался, торопил животное, но куда там, тунгусы со свойственной им сноровкой оставили его позади, но и радовался – к финишу пришёл не последним. Первым вернулся в стойбище Хоньикан, все ликовали, но больше всех радовалась его молодая жена – значит, её муж самый удачливый, быстрый! Смех Мэнрэк заглушал всех женщин, она ликовала, хлопая в ладоши, а глаза горели, и в них светился огонь и счастье.
Несколько тунгусов постарше возрастом устроили соревнования на меткость в стрельбе из оружия, каждый норовил показать своё непревзойдённое мастерство, и у большинства это получалось.
Еда была разнообразная и много, пили и ели, плясали, пели песни, непрестанно говорили разговоры, снова ели и пили, голосили песнями, и так до самого почти утра. «Да, свадьба, что у нас русских, с размахом…» – удивлялся Севастьян.
Как только солнце выглянуло и бросило свои первые лучи на верхушки сопок, все угомонились, разбрелись по чумам, и над стойбищем воцарилась тишина. Спал крепко и Севастьян в чуме родителей Хоньикана. С дороги и сразу «с корабля на бал» аукнулось для него утомительным состоянием, и он сразу предался сну, как только голова приложилась к подушке.
Где-то к полудню Севастьян проснулся, вернее, разбудил его Хоньикан. В стойбище многие ещё спали.
– Брат, солнце над головой, кушай, давай, скажи, зачем тропу топтал длинный?
Умывшись водой из ключа, что впадает в Хомолхо, Севастьян подсел к столу с едой. Ели лепёшки и жареное мясо оленины, приготовленное на костре. Сидели вдвоём с Хоньиканом, рядом никого не было, так захотел новоиспечённый молодожён. Он догадывался, что не напрасно гость отмахал столь вёрст до их стойбища, что-то тревожит или есть какая-то потребность, поэтому и решил уединиться с ним, побалакать с глазу на глаз. Не торопил говорить, ждал – сам скажет. Насытившись едой, Севастьян принялся за чай и промолвил: