– Да, в наше время. И двадцатый век, к сожалению, мало чем отличается от средневековья. Правды добиться можно только сменой системы. Чтоб была она такой же, как в Советском Союзе. Вашим людям она кажется строгой, но они не пересекали Африку в детстве в рабовладельческих мешках.
Из истории Анна вспомнила, что английский фельдмаршал Китченер, в 1914 году – граф Хартумский, который руководил подавлением восстания махдистов в Судане, как-то признался, что мораль для английских войск кончается за Суэцем. И за Суэцем тогда шел страшный грабеж народов, которых англичане презрительно называли туземным населением.
– У нас серьезные революции, Анна! Помочь на африканской земле каждому, воспитать правильное сознание, аккуратно ввести человека в современный мир, превратить Африку в континент высокой цивилизации – это и есть наши задачи, задачи чернокожих коммунистов, – объяснял девушке Рахман.
За стенкой тихо звучала безмятежная мелодия вальса.
– А мир как вулкан, – взволнованно продолжал он, – кипит, выстреливает. Сейчас метнуло в нашей стране. Возможно, в эти дни мы не досчитаемся некоторых своих товарищей. Лет через десять-пятнадцать не досчитаемся многих. Но без дальнейшей борьбы за нормальную жизнь африканца наш мир – не реален.
Слова Рахмана встревожили Анну до смерти, а как еще не хотелось взрослеть, как не хотелось лишаться своей безмятежности! Но избавиться ли мгновенно от невозмутимости, если в собственной стране много лет ничего не происходит: цены в магазинах, будто игрушки из «Детского мира», всегда одни и те же? Дороги и тротуары никто не минирует, поезда не взрывают, самолеты летят по расписанию даже на самый дальний Восток. Лишь контролер иногда покрикивает в автобусе на безбилетников, да пьяно и дурно орет в каком-нибудь подъезде подгулявший мужик.
В этой небольшой комнатке Анна впервые поняла, что жить на земле иногда очень страшно.
– Только бы не пришли к власти исламисты, – размышлял вслух Рахман, – Только бы не они…
В ответ взорвался Халим:
– Чем тебе мешает религия? Люди охотно слушают муллу, никто зря не возьмет в руки автомат. В стране будет покой… Религия – вечна…
– О, ты больше мусульманин, чем сам Аллах?
– Никогда при исламистах не будет покоя, – возразил молчавший до этого философ Фарук. – Слушать муллу? За две тысячи лет религия что-нибудь решила в жизни людей? Хоть одну войну остановила? Построила ли заводы, фабрики, жилье?