Хилый, корявый росток, мало радующий других… Вот такой даже себе виделась нынче Анна.
Возможно, виделась она теперь такой и другим: вдруг перестал здороваться в коридорах общежития физик Мухаммед. Высоко подняв голову, он величественно и спокойно, будто верблюд, проплывал мимо. Любимчик университетской дирекции мгновенно решил, что знакомство с нею ему теперь ни к чему. Анна общалась нынче с ним на страницах его только что изданной книги. В ней он писал о том, как хорошо живется иностранным студентам в Союзе, а лично он просто обожает советских людей.
Ловким незаметным ужом проскальзывал мимо Анны Халим.
Но Рая, девушка философа Фарука, сама напросилась в гости. И заплакала, как только оказалась на стуле.
– Что случилось, где твой Фарук?
Рая долго сидела в обнимку с сахарницей.
– Понимаешь, – наконец-то заговорила она, – мы с ним расстались.
– Как так?
Высокий красивый парень с яркими, как у газели глазами, мгновенно встал перед глазами Анны.
– Он сказал, что с женщиной своей национальности ему будет лучше. Потому что европейские женщины очень вольные.
– В общем, вернулся в каменный век, – с юмором заметила Анна.
– Не совсем так, – вытирая слезы, возразила Рая. – Он начал утверждать, что я не буду его ждать, когда он окажется в тюрьме. Боится, что я не буду ему верной.
– Заранее испугался? Вроде как – превентивно…
– Выходит, что так. Как будто для него, революционера, женитьба на иностранке – это авантюризм в любви. Встречаться – не авантюризм. Остальное, видите ли, афера. Теперь однокурсники надо мною смеются, мол, ну что, шлюха для черного, получила от него же по морде?
Что могла ей ответить Анна? Что могла противопоставить такому шовинизму в личных делах? Как возразить против бессовестных и железобетонных аргументов парня с феодальным мышлением? Неужели и впрямь бывает в личной жизни возврат в пещерный век?
– Может, не любил?
– Не знаю.
Рая совсем пригорюнились. Анна жалела о том, что в этот момент не было рядом с ними Стендаля с его острой мыслью во взоре, чтобы писательским взглядом окинуть ситуацию и написать бы еще одну главу для нового романа «Белое и черное». В которой бы отметить, как чернокожий юноша свое обычное личное предательство выдает едва ли не за подвиг. Как привыкшие встречать неприятности по отношению к себе в другой стране африканские парни беззастенчиво причиняют уйму боли тем, кто их полюбил, принял, помог во всем, в чем только мог.