В одной из давних статей своих П.Н. Милюков охарактеризовал труды корифеев русской исторической науки термином «юридическая школа в русской историографии»44. Действительно, к ним в значительной мере прилагаема та характеристика, какую А.Д. Градовский дал по поводу труда В.И. Сергеевича «Вече и князь», – «сочинения по истории русского права»: их задача – раскрытие «начал», проявление которых в историческом процессе указывается на примерах, взятых из русской истории; исторический материал не играет тут самостоятельной роли; он важен лишь настолько, насколько «в нем можно изучить проявление юридических начал»45, притом, надо заметить, начал, установленных в самом содержании своем – вне прямой зависимости от анализа данного исторического материала.
Таким преобладанием социологического догматизма в самом методе «юридической школы» объясняется то обстоятельство, на первый взгляд странное, что фактические данные, какими оперирует наша историография в изучении вопроса о возникновении Великорусского государства, освещаемые с различных точек зрения, остались, по существу, без пересмотра, а самые источники, откуда эти данные почерпнуты, – без достаточного анализа. Весь этот вопрос, один из важнейших для русской исторической науки, можно сказать, ни разу не подвергался монографической обработке, так как работы Станкевича, Вешнякова, Полежаева только отражали, по-своему, общие построения профессорских курсов. Поэтому попытка более конкретно пересмотреть данные исторического материала, каким мы располагаем для выяснения условий образования Великорусского государства, вне зависимости от традиционных историко-социологических схем и концепций, представляется автору этих строк задачей в полной мере насущной. Дело в том, что простой обзор – возможно, внимательный и полный – подлинного фактического материала, какой нам дают источники, приводит к любопытному и научно-ценному выводу: господство теоретических построений в нашей историографии привело к такому одностороннему подбору данных, при котором выпадало из их комплекса все, что не годилось для иллюстрации установленной схемы, не подтверждало ее предпосылок; пострадало при этом и критическое отношение к источникам. Важнейшие из них – духовные и договорные грамоты и летописные своды – еще ждут тщательного исследования. Для грамот мы не имеем полного и научно-точного издания; их анализ сводится к статье Чичерина, во многом не удовлетворяющей требований историка. Изучение летописных сводов лишь недавно поставлено с надлежащей широтой и глубиной в трудах А.А. Шахматова, а выводы этого изучения еще не использованы для пересмотра истории XIV—XVI столетий.