Как это воспринимала и переносила мама? Моя мама жила с родителями как у Христа за пазухой. Потом университет, где она была в числе лучших. Потом Горький, Москва – не без ям, но всё же цивилизованно, в режиме интеллигентного человека умственного труда. И следующий этап – голод, лишения, нечеловеческие физические трудности в отрыве от всех и всего привычного, с грузом в виде маленького ребёнка. И как выход на поверхность – Дальний Восток – район, выбранный верхами для уничтожения, вымирания. Обитавшие там считали «Запад» синонимом рая.
Правда, климат усугубил мои лёгочные проблемы, и мама изо всех сил пробивала перевод на Запад. Такое разрешение из министерства пришло в январе 1949 года. Нам предлагался Обоззавод № 16 в Кировской области.
Опять сборы, отправка багажа, решение судьбы живности, 9-суточный рейс до станции Сосновка, где поезд стоит 1 минуту, и где ради нас проводница держала аварийный сигнал, пока мы не оказались со своими вещами на снегу. Ночь, пурга, мороз, сугробы. Но… нас встречает человек с завода с двумя тулупами и директорскими санками (поклон директору – Ивану Ивановичу Целуйко!), в которые впряжен вороной красавец. Выяснилось, что надо ехать 7 км до Новой Сосновки (п/о Усть-Люга), а там, за рекой Люга – завод, но жить пока мы будем в частном доме в Новой Сосновке. Зимой единственное средство сообщения со станцией и рабочим посёлком Сосновка – лошадь с санями, люди же ходят по железнодорожной колее, идущей в 1 км от Вятки (реки) плюс 1,5 км в сторону. Вещи пока, до очередной оказии, остались у Смышляевых – эта семья жила рядом со станцией и отвечала за сохранность заводских грузов на станции. Итак, маме 2 км до завода, а мне 9 до школы в Сосновке. Начало февраля. Сосновка – большой рабочий посёлок на Вятке, промышленным ядром которого был судостроительный завод, делавший военные катера.
Примерно неделю мы осваивались. За это время вновь побывали в Сосновке, договорились со Смышляевыми, что я 6 дней в неделю буду жить и питаться у них, познакомились и записались в школу (5-ю в моей жизни) – примерно в 2–3 км от станции. Здесь нас ждал сюрприз: в школе изучают немецкий, и ведёт его огромный немец Виль. Итого, мне в субботу предстоит путь 2+7 км до деревни пешком. Примерно через 3 недели я получил первую «тройку» по немецкому, что очень высоко оценил Виль. Видимо, биробиджанская учёба была на хорошем уровне, потому что очень скоро я стал первым (лучшим) учеником школы. Может быть, только Симонов кое в чём был не хуже – сирота, вечно голодный и измазанный красками. Он прекрасно рисовал, преимущественно раствором марганцовки. Это был мой ближайший приятель. Другой приятель был из нормальной семьи – Эдик Целищев.