Чертежи волшебства - страница 48

Шрифт
Интервал


– Яшка!!! – заорал Тобс, справившись, наконец, с непокорной челюстью, – Яшка! Где тебя Анрайс носит?!

В ответ на его крик в сарае что-то загремело, послышались невнятные проклятия, и во двор вывалилась нескладная фигура с всклокоченной шевелюрой и заспанными глазами.

– Что? Я здесь. Я только на минутку…

– Бегом в конюшню! – замахал руками на парня Тобс, – быстро приведи сюда черного жеребца из самого последнего стойла!

– Это того, который…

– Да, да! Его самого! Бегом! Надень на него уздечку и не забудь свежий потник, – трактирщик еще раз глянул на стремительно приближающегося всадника и крикнул вслед конюху, – и причешись… ну хоть солому из волос повыдергай!

Спохватившись, он поплевал на ладони и торопливо пригладил собственную жидкую шевелюру.

– Что случилось, дорогой? – в дверях показалась его заспанная супруга, из-за спины которой выглядывала пара любопытных детских мордочек.

– Исчезни, Мала, немедленно уведи детей в дом! – толстяк метался по двору, как запертый в клетке лев. – Закройтесь там, сидите тихо и не высовывайтесь!

Сочтя за благо не выяснять подробности, жена трактирщика скрылась за тяжелой деревянной дверью. Загремел задвигаемый засов. Со стороны конюшни послышалось негромкое ржание и стук копыт по дощатому полу.

– Ну, наконец-то! – облегченно вздохнул Тобс и повернулся навстречу приближающемуся гостю.

Точнее, гостье.

Несмотря на плотный черный плащ и капюшон, в тени которого скрывалось лицо, было очевидно, что к Тобсу пожаловала именно женщина. Отчего, впрочем, легче не становилось.

Трактирщик неуклюже подбежал к остановившейся лошади и взял ее под уздцы, отметив про себя, что животное измотано до предела. Налитые кровью глаза горели безумным огнем, все тело покрывади лохмотья пены, бурой от налипшей грязи, по могучим мускулам то и дело пробегали судороги. По всей видимости, его гнали во весь опор всю ночь напролет, от самой столицы.

Коротко звякнув шпорами, всадница легко спрыгнула на землю. Она оказалась довольно высокой, почти на голову выше Тобса, и худощавой. Толстый слой дорожной пыли не мог скрыть ни изящный серебристый узор, вьющийся по кайме плаща, ни блеск серебряных пряжек на высоких сапогах для верховой езды. И он уж точно был не способен замаскировать гордую осанку и властность, сквозящую в каждом движении женщины. Тобс низко поклонился и, отвесив затрещину подошедшему конюху, заставил его также сложиться в почтительном поклоне. Он мысленно поблагодарил Сиарну за то, что вчера вечером не без помощи пинков заставил-таки своего нерадивого помощника вымыть и расчесать вороного жеребца. Как чувствовал…