Глава вторая. Прерванный разговор
Мертво было у постели.
Ни вздоха, ни движения.
Не было ничего.
Впрочем, была бесконечность и в ней постель; сама же кровать называлась иначе.
Ничего – это испуг, похожий на предчувствие (послевкусие).
Вообще – это прежде не изведанные ощущения.
Был испуг, похожий на предчувствие: откуда в бессмертной душе ощущения, которых она никогда не знавала?
Ангелам не нужны вздохи и движения; двое слетали к ней; от плотского союза ангелов с женщинами рождаются демоны.
Ангелами оказались Келдыш и отец Гагарина.
– Хвойный душ, хвойный душ! – пели они херувимскую.
Слова любви просились вырваться наружу.
Гости связывали Анну с бесконечностью: Келдыш – в прошлом, отец Гагарина – в будущем.
Они подготавливали ее.
До поры пассивно она отдавалась факту.
Самое себя воспринимала она как большую проблему.
Келдыш и отец Гагарина посещали ее регулярно: она вызывала привыкание.
– Она – это то, что не знает себя, что пребывает в абсолютном неведении относительно себя и мира, – Келдыш говорил отцу Гагарина.
– До поры, – отец Гагарина отвечал, – до времени.
Время пошло, но ничего не приносило с собой.
Они усиливались казаться влюбленными.
В одном ночном платье она давала одеялу сползти.
– Пожалуй, она могла бы существовать, – прикидывал отец Гагарина.
– В эпоху мелкой пестроты и разноголосицы! – напрягался Келдыш.
Они усиливались магнетизмом воли заставить ее открыть глаза.
Нужно было жирное молоко, лучше – сливки: с вечера намазать свежими.
Они знали это наверно и доподлинно.
Они старались сорвать с ее губ улыбку своим остроумием и находчивостью.
Она в их присутствии могла провести пальцами от основания носа до ноздрей.
Ей смерть хотелось возобновить прерванный разговор, но трудно было сделать это без особенной неловкости.
Уже Анна могла усиленно думать.
Одна мысль до краев наполняла все ее существо: елико возможно дорого —
Небо было серо, воздух сыр.
Келдышу только что прошумел дождь – Алексею Ивановичу на шляпу падали крупные капли.
– Пора пить чай: я слышу, ложечками звенят! – отец Гагарина подставил ухо ветру.
Ложечки заливались малиновым звоном.