Почему дети должны взрослеть? Почему детство должно уходить?
Забавно задаваться вопросами, которые навсегда останутся загадкой.
Этой весной у Кэти был день рождения, задув пять свечей на праздничном торте, она загадала оставаться такой же и никогда не взрослеть.
Ребенок дёрнул маму за сумку:
– Мам, мне нужно тебе кое-что рассказать.
Женщина со вздохом наклонилась к дочери и погладила малышку по головке:
– Детка, давай чуть позже. Иди высматривать поезд. Дорогая, не забывай, это почетная миссия.
Кэти кивнула и мелкими шажками направилась к середине платформы, обходя зигзагами прохожих.
Обычно её не пугали поезда, но в этот день всё было наоборот: их большие горящие «глаза» и пронзающий скрежет колес вызвал страх, что зафиксировал тело на месте.
Она остановилась у желтой линии, на двадцать метров дальше от мамы с папой, скрестила ручки за спиной и наклонила голову.
– Нельзя выходить за эту черточку.
И остановив свой взгляд на розовых ботиночках, девочка опустила бровки. Обувь стала жертвой Нью-Йоркской слякоти, и казалось, красота их безвозвратно покинула.
Но вспомнив, что мама является волшебницей, врагом всей грязи, девочка захихикала. Ты проиграла, слякоть!
Она посмотрела в сторону своей героини.
– Мама! – малышка запрыгала на месте и помахала родителям рукой. – Папа!
Взрослые были увлечены разговором.
Девочка повернулась на знакомый скрежет. Кэти сделала шажок вперед, всё также не пересекая желтую черту, наклонилась корпусом, чтобы краем глаза увидеть свет.
И только хотела побежать в сторону родителей, вновь дернуть маму за сумку, как вдруг с чьей-то помощью полетела вниз.
В одну секунду с девичьим криком лобовое стекло поезда украсили пятна алой крови.
Раздался громкий визг.
Люди собирались у проклятой платформы, глядели вниз, с уст слетало ох и ах.
Некоторые тут же отворачивались, другие бились в истерике.
Маленькое тело приняло неестественную форму, растекаясь по рельсам быстрее крови. Под грудой тяжелой конструкции осталась ножка и половина всей плоти, если конечно мясо не превратилось в фарш, а кости не стали пылью.
Ангельское личико утонуло в кровавой пелене. Голубые глаза были широко открыты, будто удивлены собственной кончиной, пока та же мерзкая кровь заливалась в орбиты.
Была жизнерадостная девочка, а сейчас, кровавая лепешка, на которую можно глядеть до приступа тошноты. Останки будут долго соскребать – прилипшую, разжеванную жвачку с рельсов.