Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь. Залитая солнцем комната, низкие окна с кружевными занавесками и какой-то треск. Я привстал. Увидел стол со стулом и лавку у стены, покрытую, связанным вручную, половиком. Такие же коврики вязала огромным деревянным крючком моя бабушка из длинных тканевых полосок, а точнее – из старых изрезанных тряпок. Откуда-то прибежала черная кошка и запрыгнула ко мне на колени. Я слегка отстранился, и кошка, почувствовав мое недовольство, переместилась на сундук в углу. Он был очень старый. Если приглядеться, то можно было заметить на его поверхности незамысловатые узоры и самобытную роспись. Но время стерло почти все изображения. Сундук имел и замок – старый, из тонкого и заржавевшего железа. Но он не был закрыт, а висел без надобности. На стенах висели небольшие веники и снопы из засушенных разнообразных трав, названий которых я не знал. Тем утром, когда в доме стало совсем светло, я мог уже как следует рассмотреть все это. Также и фотографии в большой раме на стене стали мне отчетливо видны и понятны. Так делала и моя бабушка – в большую застекленную раму она вставляла множество маленьких фотографий. Помню, мне это никогда не нравилось, поскольку глаза разбегались, прыгая с одной карточки на другую, и ничего нельзя было посмотреть по-хорошему. Алмаз – человек того же поколения. Я стал вглядываться в каждую фотографию. Все они были коричневыми или серыми и очень мутными. Вот он еще молодой в старой потрепанной куртке и меховой шапке… А вот вся его семья в сборе, дети, внуки… А это фотография, похоже, сделана не так давно. Качество ее совсем иное, гораздо лучше. Фотография цветная и яркая. Я подумал, что его снимали внуки со своей «мыльницы». На ней он уже преклонного возраста и сидящий в обнимку рядом с милой бабушкой, вероятно, своей женой.
В комнате никого не было. Я решил, что пора бы уже и вставать, оделся и направился к двери. И тут вошел Григорий Матвеевич. В руках он держал несколько поленьев. Теперь-то я понял, что трещит – это старик топил печь. Я быстро встал и кинулся помочь ему. Выхватил дрова и уложил на полу возле печи.
– Что же вы сами такие тяжести таскаете? Неужели у вас столько силы? – удивился я.
– Да таскать силы-то хоть сколь есть пока, а вот дрова колоть уж не смогаю. Еще ведь в прошлое лето мог, а нынче нет… Нет силы теперь… – рассуждал старик, присаживаясь на лавку.