– А сами вы шутили над кем-нибудь?
– И такое было, да… Жил у нас в селе одно время паренек, я сам тогда еще молодым был, так что мы ровня с ним были. В то время я уж лечил здесь своих сельчан. И с парнем тем, Мишей мы в приятелях ходили. А потом по воле случая поставили Мишу небольшим начальником в колхозе. Так он так возгордился! И со мной уж здороваться перестал и даже головы не поворачивал в мою сторону. Обидно, конечно, было, ну, думаю, бог с ним. Но вскоре захворал он. А кроме меня в медицине на селе никто не разбирался. Так и привели его ноженьки ко мне. Рассказал о своих печалях, мол, все тело ломит, силы нет, а через неделю ехать надо в районный центр на первое собрание, пропустить никак нельзя да и репутацию нарабатывать надо. А сам сидит, чуть ли слезы не льет. А между тем не извинился за свое поведение. Я осмотрел его, головой покачал, мол, дела твои плохи. А Миша рассердился и закричал: «Да ты же врач! Делай что-нибудь! Тебе колхоз деньги платит, чтоб ты людей лечил, а уж начальство и подавно!» Совсем мне это не понравилось и я ему отвечаю так спокойно: «От беды твоей есть одно средство, не медицинское правда, но действует наверняка, бабушкин метод». Михаил Давыдович глядел на меня своими черными глазами, говоря ими, что на все согласен. Так я «прописал» ему всю неделю до самого собрания кушать свежевыкопанных дождевых червей по сто грамм три раза в день. Кхи-кхи!
– И что, он ел? – недоумевал я.
– А то! Как миленький! Кхи-кхи! Репутацию-то надо на собрание везти! Кхи-кхи! Супруга его, Клавдия Федоровна, пришла ко мне на третий день, упрашивала: «Нельзя ли сроки лечения сократить, а то Мишеньке есть такое лекарство совсем невозможно!» И правда ведь ел! Кхи-кхи!
– А чем он болел?
– Простудой обычной… – спокойно ответил старик и с важным видом устремил свой взгляд куда-то вдаль.
– Он так и не узнал этого?
– Нет. Но поправился все же, кхи-кхи!
Тут и я расхохотался.
– Это прямо какая-то злая шутка, Григорий Матвеич! – попытался пристыдить я Алмаза.
– Злая-не злая, а поучительная! Заслужил он это. Со всеми сельчанами так обращался, разве можно? Люди-то все живые. Потом уж рассказал я одному про этот случай, так он смеялся так, что пришлось давать ему валерианы. Скоро история эта разнеслась по всей деревне, и до самого Михаила Давыдыча дошла. Злился вначале, грозил мне ответом, но потом отчего-то, напротив, присмирел и добрее стал к людям. А односельчане, кажется, меня после того случая еще больше зауважали.