Родион Артурович отряхнул с себя гнилую листву и мечтательно заговорил, глядя на Геракла:
–Ах, так это вы, Геракл. Удачное же вам имя все же батенька выбрал…
–Даже не начинайте, камрад. У меня со времен детского садика из-за этого проблемы. То Геркулесом, то Герасимом обзывали…
–А вот Герасимом, батенька, напрасно. Абсолютно иные корни у этого имени, не имеющие отношения к сыну Зевса.
–Это я прекрасно знаю, Родион Артурович, но разве до этих жалких червяков в поношенном «Адидасе» можно было донести даже такие элементарные мысли? И ведь что самое обидное, подобной швали у нас в стране везде почет. Вот Борька Сельнов, который меня в восьмом классе в туалете закрывал, уже депутат городской думы! А я его до сих пор не простил…
–Очень интересно, голубчик, продолжайте, – сказал слишком интеллигентный для того, чтобы послать Геракла, Родион Артурович.
–…А девки проклятые? Они из-за любого повода готовы с крючка соскочить, а ведь мое имя тот еще повод. Уверен, именно из-за него у меня нет девушки, ведь почему еще за таким галантным кавалером не бегают дамы? – сказал Геракл, почесывая прыщи на лбу.
–И не говорите, Гераклушка, от этих баб одни беды, уж в этом я вас поддержу. Вот я был уважаемым человеком, кандидатом наук, а эта стерва подала на развод и квартиру отсудила… Кстати, голубчик, а вы чего так спозаранку спешите? Не привык вас раньше обеда созерцать.
–Я, камрад, в университет направляюсь, юристом буду! – гордо воскликнул Геракл, задрав нос.
–И правильно! Как говорил наш Ленин Владимир Ильич: «Учиться, учиться и еще раз учиться».
–Молодец же вы, Родион Артурович, что вождя мирового пролетариата цитируете. Но смею заметить, что Сталин сделал для страны еще больше…
После этих слов началась ожесточенная дискуссия, которую нет ни малейшего смысла приводить целиком, потому что стороны все равно остались при своем. Вдруг Геракл заметил, что солнце уже высоко над горизонтом:
–Ладно, мне пора бежать, Родион Артурович, а то я малость припозднился, – произнес герой и со скоростью спринтера рванул к храму науки.
Геракл Сергеевич, обливаясь стекающим по жирным бокам потом, вбежал в аудиторию, когда начиналась уже третья пара – философия. Преподаватель, полная женщина бальзаковского возраста, как раз начала перекличку:
–Аввакумова?
–Я!
–Аркадьев?