И пришлось ему отправиться куда глаза глядят. Поскитавшись вдоволь по лесу, питаясь чем только придётся, он довольно быстро прибился к шайке Лохматого. Где сперва его в ней не сильно то и жаловали. Каждый раз норовя обделить с очередной добычей, которую удавалось поиметь, не важно, как: прирезав ли одинокого путника или пустив под нож небольшой купеческий обоз. Но после того, как он вывел всю шайку на родную деревню, и жестоко расправившись со всеми своими обидчиками, нападки на него со стороны подельников прекратились. Это конечно не добавило ему уважения, потому, что среди разбойников такого понятия отродясь не водилось, но в глазах матёрых подельников, он несомненно поднялся на одну ступень выше. Что в дальнейшем дало ему право участвовать на общем собрании банды, решая, как им поступать дальше.
И вот его довольно сытой жизни пришёл конец. И всему виной нежелание остальных прислушаться к его мнению, по поводу того, чтоб не трогать этот злосчастный княжий удел. Может быть он и смог бы убедить остальных не нападать на деревню, но к тому времени, разбойники с прошлого набега уже порядком поиздержались, и желали во что бы то не стало поправить своё скудное положение. Которое закончилось для всех них одинаково. Только им троим чудом удалось выскользнуть из окружения, как только на них напали, то побросав оружие и не помышляя ни о каком сопротивлении, кинуться в спасительную лесную чащу. А дальше уже спасаясь лишь бегством, от наступающей им на пятки погони, которая и загнала их в болото.
Проваливаясь от усталости в трясину всё глубже и глубже, он упорно не желал сдаваться, каждый раз выбираясь на её поверхность и передвигая усталые ноги, продолжал идти дальше. Он уже давно оставил надежду догнать остальных, лишь ориентируясь на мелькавшие далеко впереди две крохотные точки, Кулика с Шатуном. Да ещё толком не успевший пропасть след на мутной воде, после того, как эти двое пройдя здесь перед ним, разогнали плавающую на её поверхности тину в разные стороны.
В очередной раз ухнув в трясину с головой, чудом успел зацепиться рукой за кочку, и выбравшись на поверхность, распластался на ней же, выплёвывая изо рта тухлую воду. Только когда помутневший от усталости взгляд прояснился, попытался разглядеть подельников, что уже были в далеке едва различимы, после чего перевёл взгляд на небо.