Анна отложила фотографии и достала из лежащей рядом шкатулки свою особую гордость – фрейлинский знак. Это был темно-зеленый атласный бант – заботливо сохраненная частичка былого величия. Шифр по традиции доставался лучшим выпускницам Смольного института и в дальнейшем давал надежду стать одной из фрейлин свиты самой императрицы.
Когда-то на ленте красовался вензель императрицы из золота и бриллиантов, но молодой власти большевиков нужны были деньги. Тогда во время обыска угрюмый командир большевистского отряда уступил мольбам заплаканной девушки и, уходя, бросил оторванный бант на пол.
После революции и расстрела родителей Анна, помыкавшись по городам и весям, оказалась в глубинке, в одном из многочисленных колхозов, которые, как грибы после дождя, вырастали на руинах поместий.
На симпатичную девушку заглядывались все парни села, но свое неискушенное сердце Анна отдала молодому учителю из местной школы, где она преподавала в начальных классах. С ним в счастливом браке нажила двух сыновей-близнецов: Якова и Михаила. Десять лет назад Анна овдовела, и ей пришлось в одиночку растить и воспитывать сыновей.
Картины прошлого плавно сменяли друг друга, и Анна невольно улыбалась уголками бледных губ. Одинокая слеза, вдруг скатившись по ухоженному, но увядающему лицу, упала на фотографию.
Анна вздрогнула и, осушив платком глаза, глубоко вздохнула. Сегодня в ее жизни есть место только слезам радости. Ведь этим вечером у нее большой праздник: сыновья сыграют двойную свадьбу.
Анна сложила свои сокровища в шкатулку и убрала подальше. Разгладив заботливой рукой складочки платья, купленного сыновьями на сорокалетие, Анна глянула на улицу. Там в ярком свете середины лета жизнь текла своим чередом.
Раздольем сельской местности упивался каждый ее житель. Бывало, встанет кто поутру, да и затянет песню, шагая в хлев кормить скотину. Дед с вилами копается в деннике, заодно гоняя повадившихся мышей. На отцветших деревьях яркими лампочками висят поспевающие фрукты.
Краснобокие вишни издалека завлекают спелыми боками к своим низко наклонившимся ветвям вездесущую детвору с соседних участков. Ребятня караулит час, когда хозяева улягутся отдохнуть, чтобы перелезть через калитку и наесться вдоволь. Бабы с бидонами молока, как утки, переваливающиеся с боку на бок, несут свой удой в колхозный амбар. Мужики, беззлобно матерясь, копаются в утробе казенной техники. Упоительная тишина баюкает и нежит в своих объятиях, обещая счастливую безмятежную жизнь. На Брянщине мир кажется светлым и спокойным, словно оторванным от невзгод и тревог, всколыхнувших всю Европу.